Он отпечатался не только в тайге на снегу, но и в личной жизни героев этого романа
Ты куда, Одиссея?
Когда в далеком 1972 году передо мной, выпускницей журфака, встал вопрос распределения, я выбрала Красноярский край. И ни разу об этом не пожалела.
Мое «поспешное» решение озадачило лишь друзей-однокурсников да декана факультета — добрейшего Александра Федосеевича Бережного: — И зачем вы выбрали такую даль? — не мог понять по-отцовски заботливый Александр Федосеевич. Но уперлась. В итоге из деканата журфака ЛГУ позвонили в Красноярский крайком КПСС с просьбой посодействовать выпускнице.
С бала на корабль
Так я и оказалась в Дивногорске, близ только что сданной в эксплуатацию Красноярской ГЭС, а свою первую штатную должность в профессии получила в городской газете «Огни Енисея».
В редакции приняли тепло, устроили в новом общежитии. И я с головой окунулась в местную жизнь.
Сибирь в те годы гремела на всю страну трудовыми подвигами энтузиастов. Покорители Енисея — парни и девушки в штормовках — собрались на стройке века из самых разных городов СССР. Молодой Дивногорск поражал нереальной красотой: на одном берегу мрачноватого Енисея возвышались отроги Саян, на другом — город гидростроителей.
Заманчивое предложение
Однажды в редакцию зашел высокий голубоглазый парень, о котором я уже была наслышана. Работал электромонтажником-высотником на сооружении ГЭС, а теперь руководит комсомольской организацией одного из подразделений станции, к тому же — известный скалолаз. Словом, по всем статьям Станислав Зверховский (или просто Стас, как предложил он себя называть) тянул на героя заметок.
Поговорили, обсудили, что может быть интересно для газеты. Он вышел, но вдруг вернулся и сходу предложил мне лыжную прогулку. «Вы ведь еще тайги нашей не видели?» — улыбнулся Стас.
И вправду, зимней не видела, хотя с летней и осенней тайгой познакомиться успела — благо, она начиналась в километре от городка. И черной смородиной полакомилась, и кедровые орешки с ветки попробовала… И даже в доме у отшельников-старообрядцев побывала. Но признаваться в этом Стасу не стала — пусть думает, что тайга для меня — тайна за семью печатями.
— Когда? — только и ответила я вопросом на его предложение. И это, между прочим, всего за день до Нового года!
— А чего тянуть? Завтра же и отправимся!
— А группа большая?
— Небольшая: вы да я.
Задумавшись с полминуты, все же … согласилась: «А почему бы и нет? Парень известный, бывалый походник, не робкого десятка, скалолаз … Может, даже репортаж из тайги получится?». Правда, еще одно все же беспокоило: не хотелось оказаться в «победном» списке красивого неженатого сибиряка. Городок-то маленький. Местные к приезжим присматриваются. Репутация вообще — штука серьезная. Для новоявленной молоденькой журналистки, непонятно почему и зачем прилетевшей с цивильного «запада» (так здесь называют всю остальную Россию, кроме уральской, сибирской и дальневосточной), — тем более.
Трасса в никуда
Рано утром в легкий морозец мы отправились на лыжах по трассе. Шли, не спеша, нас обгоняли другие любители лыжных прогулок. Вспоминали забавные случаи. Я — из своей недавней студенческой жизни. Стас увлеченно рассказывал о походах на Столбы — заповедный участок скал причудливых форм в окрестностях Красноярска.
Но довольно скоро уступать лыжню уже никому не пришлось. Тишина стояла такая, что слышно было, как плюхается снег с елей и пихт, потревоженный белками, другими мелкими зверьками или птицами.
Оказалось, мы так увлеклись разговорами, что не заметили, как сбились с пути. Вышли на одну из охотничьих троп. Мой спутник не сомневался, что догоним охотников по свежей еще лыжне в глубь тайги. Ускорили шаг. Я быстро выбилась из сил. Когда же стало ясно, что охотников (если это были они) нам не догнать, Стас заметил: «Может, оно и к лучшему».
«Почему к лучшему»? — заволновалась я. Сразу вспомнилось, как наш опытный корреспондент Николай Рябеченков в одном из разговоров «за здешнюю жизнь» обмолвился, что в тайге куда опаснее может быть встреча с человеком, чем со зверем.
Темнело быстро. И уже можно было понять, что новогоднюю ночь нам придется встретить и провести не так романтично, как задумывал мой рыцарь.
Новый год в тайге
Для ночлега и костра Стас выбрал крошечную полянку, среди высоченных пихт. Из своего объемистого рюкзака достал приготовленные для новогоднего «застолья» плащ-палатку, теплые носки, спички, бенгальские огни, бутерброды, апельсины, большую (не пустую, конечно) фляжку, котелок… Термос с чаем из моего легкого рюкзачка был уже наполовину опустошен в пути. Я выложила пирожки с капустой и коробку конфет. Словом, получалось вполне праздничное угощение, но … не настроение.
Собрали охапку сухих веток. Стас быстро и умело развел костер, поставил на огонь котелок нетронутого снега. Пили чай. А потом — что-то крепкое из фляжки, когда часы на руке моего спутника показали полночь. Так встретили Новый год. Оба старались не унывать. А мороз становился все злее.
Спать устроились в палатке. Как ни странно, тревожные мысли о том, что ждет нас завтра, выберемся ли — не помешали быстро и крепко уснуть.
Капканы помогли
Утром в двух шагах от палатки Стас увидел широкие разлапистые свежие следы. Уверенно заключил, что это следы росомахи. Из всех лесных зверей я видела только песцов, норок и куниц в клетках на одной из карельских звероферм.
Теперь пленниками были мы. А зверьки и звери — у себя дома.
— А ты росомаху видел?
— Смотри сюда, — Стас присел на корточки, притянул меня за руку, обнял за плечи, — следы росомахи узнать легко. Видишь, как они похожи на ладонь человека: пятипалые? Но с острыми когтями. Этого зверька даже не всякий охотник встречал. И мало кому удавалось поймать. Говорят, мех росомахи очень красивый и прочный. И это самый осторожный зверь в тайге. И самый выносливый. Пробегает на своих широких лапах-лыжах десятки километров за день. Может подкрасться близко к людям и из укрытия долго наблюдать…
— Как, например, за нами сейчас? — спросила я, пытаясь шутить.
— Так что будем вести себя пристойно, — тоже пошутил Стас не очень весело.
Мороз не унимался. Стас становился все задумчивее и все заботливее. Весь запас теплой одежды — шерстяной свитер и носки — он отдал мне. Сам же, чтобы «размяться и согреться», полез на высокую ель. Взобрался быстро, ловко, красиво. Скалолаз все же! Но обзор окрестностей, было заметно, его не устроил и не утешил.
Прошло немало времени. Мой спутник, хотя и задумывался, но держался бодро. И словом, и делом давал мне понять, что выживать в тайге научен, приходилось. Как было не поверить?!
Я отошла недалеко, чтобы поискать сухих веток для костра. И вдруг будто услышала голоса. Сердце забилось; «Неужели!».
Бросила собранный сушняк и, проваливаясь по пояс в снегу, поспешила на голоса. Рядом со Стасом увидела невысокого мужичка, по всему было заметно, что он — охотник или лесник.
Когда я подошла, запыхавшаяся, с сумасшедшими от радости глазами, незнакомец сказал: «Ну, ребята! Считайте, что в рубашке родились! Я только через пару дней собирался капканы проверить. А сегодня меня будто что-то с места выдернуло».
До ближайшего поселка оказалось километров пять. Мы и не заметили, как их счастливо пролетели…
***
Та новогодняя ночь решила многое. Вскоре мы со Стасом поженились. И как бы дальше ни складывалось, тревожная ночь в тайге, когда мы сидели у костерка, не зная, что нас ждет, отпечаталась на наших жизнях нежнее и глубже, чем следы той осторожной, неуловимой росомахи на ослепительно белом таежном снегу у нашей палатки.
Валентина АКУЛЕНКО
ПЕТРОЗАВОДСК
