Десять лет назад ушла из жизни Галина Андреевна Белая, легенда факультета журналистики МГУ семидесятых-восьмидесятых годов прошлого столетия.
Крупнейшая исследовательница литературной жизни 20-х годов, основательница историко-филологического факультета РГГУ, инициатор и активнейшая участница главных интеллектуальных дискуссий периода «перестройки», в том числе — встреч советской интеллигенции и русской эмиграции, она открыла студентам творчество Ахматовой и Зощенко, Мандельштама и Гумилева, Пильняка и Замятина.
Для сотен студентов и коллег она была примером и образцом безукоризненного служения литературе и науке, гражданского мужества, для учеников и близких соратников — бесконечно щедрым и самоотверженным другом, наставницей, поддержкой…
Ученики и коллеги выпустили скромную книжку воспоминаний о Галине Андреевне — удивительно, но это первый сборник о Белой. Серьезный том избранных статей, интервью, воспоминаний и писем будет подготовлен ко дню ее рождения — 19 октября. Эта небольшая заметка — одно из признаний в любви и бесконечной благодарности Учителю.
Спецсеминар кафедры литературно-художественной критики. Третий курс. Мы не успеваем обсудить все в установленное время, поэтому продолжаем делать это после занятий, провожая Галину Андреевну с факультета на другую ее работу — в ИМЛИ, а иногда — домой, в Беляево, в метро и потом на автобусе, с заходом в магазин, чтобы захватить что-то к чаю. И в разговорах наших смешиваются темы и имена — забытых и прославленных писателей 20-х годов, современных авторов и критиков, наших родных и близких…
Те, кому посчастливилось стать, хотя бы на время, частью ее близкого круга, мира постоянных собеседников, первых читателей новых статей, конфидентов в оценке последних публикаций, участников двойного праздника 19 октября (дня рождения Белой и лицейского дня), навсегда сохранили в памяти ее улыбку, ее горящие глаза, ее неподдельный интерес и участие к происходящему в нашей жизни, ее искреннюю страсть ко всему творческому — будь то поэзия или новый крой юбки. «Если меня выгонят с работы, я не пропаду, — говорила она нам, — пойду шить юбки».
Страстью этой она умела заразить, как никто другой. Сотни студентов журфака, а также неизвестное число вольнослушателей со всей Москвы, неизменно проникавших в аудиторию на ее лекции, завороженно впитывали не только информацию и цитаты, довольно редко звучавшие в те годы с университетской кафедры, но и саму ее нестандартную манеру, ее пристрастное отношение к героям лекций, о которых она говорила как о близких людях. Она вообще не укладывалась в строгие нормы и скучные привычные форматы. И образ ее — энергичные жесты, яркие бусы, короткая стрижка и дизайнерская одежда — был также своего рода вызовом тому времени.
Говорили, что ее едва не выгнали из ИМЛИ за связь с диссидентами и отказ следовать букве и духу теории социалистического реализма, не пускали на филологический факультет, и что только личные связи Засурского, Ковалева и Бочарова дали возможность читать ей лекции у нас на журфаке, несмотря на то, что после многих из этих лекций в комитет ВЛКСМ и другие компетентные инстанции поступали доносы. Лекции Белой были знаком времени — таким же, как тусклые пропагандистские лозунги на московских улицах, как Олимпиада-1980, как лекции по теории и практике партийно-советской печати.
Примечательно, что после лекции о значении Постановления ЦК КПСС о журнале «Звезда» и «Ленинград», после 15-минутной перемены, мы слушали лекцию Белой об Ахматовой и Зощенко, о трагедии и достоинстве.
Достоинство, честь — эти понятия проходили сквозной темой через многие лекции, реплики, замечания. А еще — вера в идеальную любовь. Галина Андреевна искренне и беззаветно верила в силу любви, в то, что любовь преодолеет все неприятности и саму смерть. И считала, что каждая из нас, студенток, заслуживает идеальной любви и счастья. Она обсуждала наши личные истории не менее заинтересованно и взволнованно, чем курсовые и дипломные работы.
Великолепный Анатолий Георгиевич Бочаров говорил, что в ученицы Белой идут интеллигентные москвички, это было справедливо лишь отчасти — не все были москвички.
Галина Андреевна была педагогом от Бога, ей был дан талант увлекать и раскрывать неведомые даже самому ученику способности, как и многие другие таланты. Учеников своих она стремилась приобщить ко всему, что сама любила. Как только начались первые обмены и совместные проекты России и западных стран, она старалась привлечь нас к этим новым программам. Не зная ни одного иностранного языка, она была, бесспорно, истинной гражданкой мира, раздвигая границы, соединяя людей и преодолевая предрассудки. Она была среди участников первой исторической встречи советской и эмигрантской литературной общественности в Копенгагене, одним из результатов которой и стало ее решение принять приглашение Юрия Афанасьева и создать факультет истории и литературы в РГГУ. Открытие мира, воссоединение культурных традиций, освобождение литературного пространства от идеологических оков — во всем этом Галина Андреевна принимала самое деятельное участие. Бесспорно, ее вклад в освоение русского литературного наследия и установление диалога российских и западных исследователей трудно переоценить.
При этом ее внимание к «семье учеников», которая с каждым годом становилась все более многочисленной, не убывало.
Она была счастливым человеком, и остается для многих удивительным примером служения профессии и идеалам добра. И любовь, озарившая ее последние годы жизни, лишь подтвердила то, что Галина Андреевна, как всегда, была права.
Я наверняка не была ее «любимой дочкой», но после смерти моей мамы в 1996 году, 10 августа, и до самой смерти Галины Андреевны, 11 августа 2004 года, я не чувствовала себя сиротой. И боль утраты с годами не слабеет. Я продолжаю диалог с ней, и до сих пор жду подсказки, не находя ответа на мучительные вопросы, и верю, что она поможет. Как тогда, в заснеженной и слякотной Москве 1980 года…
Надежда АЖГИХИНА
колумнист «НВ»
секретарь СЖ РФ
