Как мы поздравляли давнего друга и колумниста «НВ» Леонида Жуховицкого
Так случилось, что свой визит известному писателю мы с главным редактором издательства «Художественная литература» Георгием Пряхиным нанесли уже после того, как номер «НВ» с выходом 11 мая уже был сверстан, и ваш покорный слуга никак не успевал дать в него этот необычный репортаж. Но не зря же говорят: лучше поздно, чем никогда.
Задолго до этой поездки в Красновидово, где проживает Леонид Аронович, я сообщил на своей странице в Фейсбуке о готовящемся для писателя сюрпризе, однако раскрывать секрет не стал вплоть до свершившегося факта. И вот пришло время рассказать, наконец, какой сюрприз мы преподнесли Леониду Ароновичу по случаю его 89-летия со дня рождения.
6 мая, на следующий после дня рождения день (5-го, увы, не смогли), мы привезли и вручили виновнику торжества сигнальный экземпляр книги с названием, ставшим крылатым — «Остановиться, оглянуться…» Люди нашего с Пряхиным поколения, и даже постарше нас, помнят эту фразу именно по одноименному роману Леонида Жуховицкого, вышедшего в далеком 1969 году. Кроме этого, самого известного, пожалуй, произведения писателя, в подарочную книгу вошли наши с Леонидом Ароновичем «беседы на кухне» (я публиковал их также в Фейсбуке) и пронзительное предисловие Георгия Пряхина, которое он озаглавил как продолжение названия романа — «…И заглянуть в себя» (читайте его на 5-й стр. этого номера. — Ред.).
Невозможно описать душевное состояние Леонида Ароновича, принимавшего из наших рук этот сколь неожиданный, столь и ожидаемый подарок. Ожидаемый в том смысле, что Леонид Аронович в глубине души, особенно в последние годы, страстно лелеял эту мечту — переиздать некогда популярный в среде нашего брата-журналиста роман, о чем не раз говорил вслух во время наших разговоров.
И это, как я сейчас понимаю, скорее всего, не прихоть автора, а глубокая, осознанная необходимость. Более того, я уверен, что Жуховицкий — сам яркий публицист, который, несмотря на преклонный возраст и перенесенный (увы, не без последствий) инсульт, продолжает внимательно следить за происходящими в журналистском обществе процессами, прекрасно понимает, что для нынешнего поколения журналистов его роман «Остановиться, оглянуться…» не только не потерял своей актуальности, а, пожалуй, наоборот, приобрел новое звучание.
Если помните, герой романа — Георгий Неспанов, просто Гоша, «король фельетонов» и прирожденный газетчик, уверенный в собственной непогрешимости и справедливости самооценки, совершает роковую ошибку и оказывается виновным в смерти единственного друга Юрки.Роман Жуховицкого, увидивший свет в далеком теперь 1969 году, — именно об этом: о преступлении и наказании, о нравственном выборе, о той огромной ответственности, которая лежала на плечах журналистов 60-х–70-х годов.
Но кто скажет, что сегодня, в эпоху дикого капитализма, перед нынешним поколением журналистов, проблема нравственного выбора уже не стоит? Что ответственности у нашего брата стало меньше?
Что перевелись, канули в Лету иные моральные устои, еще вчера составлявшие основу человеческих межличностных отношений?
Надеюсь, вы понимаете, что мои вопросы — чисто риторические.
Задавая их себе, мы с Пряхиным и предприняли попытку дать «профессиональному» роману Жуховицкого вторую молодость. Он, роман, того заслуживает хотя бы в силу нового общественного звучания. Скажу больше: описывая жизнь обычного журналиста 60-х, Жуховицкий, сам того не подозревая, заглянул на целый век вперед, когда проблема нравственного выбора перед журналистом особенно обострилась на фоне всевозможных искушений.
Но следует иметь в виду, что наша инициатива — частная со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Спасибо Пряхину, взвалившему на себя все затраты на предпечатную подготовку, а также печать сигнальных экземпляров книги и последующего тиража (начальная партия, от 50 до 100 экз., предположительно, будет напечатана в июне). Однако ни Пряхин, ни его «Худлит», как вы понимаете, не всемогущи. Поэтому мы сейчас ищем пути-дорожки к тому, чтобы реализовать проект в полном объеме — выпустить в свет хотя бы тысячу экземпляров романа. Идеальным вариантом были бы заказы на книгу со стороны государственных структур, библиотек, факультетов журналистики и общественных профессиональных союзов. Журфаки могли бы вручать эту книгу будущим журналистам вместе с дипломами, а профессиональные союзы — в качестве поощрения действующим работникам СМИ вместе с другими наградами.
А теперь коротко о том, как прошел праздник.
Сказать, что Леонид Аронович радовался, как ребенок — значит, ничего не сказать. Впрочем, о царившем в квартире Жуховицкого настроении могут отчасти рассказать публикуемые здесь фотографии. Мы не стали настаивать, чтобы Леонид Аронович встал с постели, хотя знаем, что он успешно это делает и даже ходит с помощью подаренных нами ходунков. Просто накануне, 5 мая, его приезжала поздравить целая делегация близких друзей (заметим в скобках: исключительно лиц женского пола), которых Леонид Аронович как истинный джентльмен встречал на коне, то есть в коляске, и потому малость подустал.
Тем не менее, мы хорошо посидели, выпили, закусили, произнесли миллион тостов, вдоволь наобнимались, нарассказали разных смешных историй и от пуза насмеялись. При этом Леонид Аронович не переставал удивлять нас своим остроумием, ясностью ума и крепкой памятью. А его рукопожатие лишний раз свидетельствовало и о крепости его физической формы, не считая мелочей, на которые мы не обращали никакого внимания.
Будьте здоровы, Леонид Аронович! А мы постараемся довести начатое дело до конца, не дожидаясь, когда вам исполнится 90.
Леонид АРИХ
главред «НВ»
…И заглянуть в себя
Предисловие главного редактора издательства «Художественная литература» к переиздаваемому роману Леонида Жуховицкого «Остановиться, оглянуться…»
Знал и знаю немало людей, которые с возрастом нередко меняют не только вес, привычки, но и мироощущение, что ли. Из беспечных романтиков, напрополую расхаживающих, рассекающих под проливными «июньскими дождями» по Москве ли, по Тьмутаракани ли и жадно, озорно впитывающих и воспринимающих мир во всех без исключения его красках, с годами превращающихся, окукливающихся в оседлых поучающих зануд, воинственных ортодоксов. Скажу больше: почему-то именно из отпетых идеалистов со временем чаще всего и образуются, намываются, а точнее — по крупинкам напыляются этакие несокрушимые, огнедышащие монстры святости, скопидонства и старозаветности. В принципе перемены в воззрениях и ощущениях вполне закономерны: все течет и т.д. Вон даже дерево, уверен, с каждым новым годовым кольцом видит жизнь по-другому: меняешься — значит, развиваешься. Живешь.
Правда, зачем же так резко? В обратную сторону.
Стало быть, ген, «вирус Передонова» сидел в тебе изначально и перемены твои не явились плодом исключительно собственных твоих нелегких умозаключений, проб и ошибок?..
Встречался со многими кумирами литературной юности. Причем юность в данном случае можно писать и в кавычках и даже с большой буквы — большинство из них как раз и начинали в шестидесятых в этом культовом журнале.
Встречался, правда, уже в их, кумиров, старости. Да и в собственной, пока относительной, тоже. И все они, даже самый молодой и самый гениальный из них, Иосиф Бродский, с которым ненадолго в девяностом пересекся в вечном Риме, оказались совсем не такими, какими я их представлял в собственной юности. (В скобках замечу: а может, я и сам очнулся уже не таким, как в шестидесятых прошлого века?)
И только один из них, самый взрослый или по крайней мере самый «бессмертный», долгожитель — ему скоро исполняется девяносто — Леонид Жуховицкий — оказался наиболее адекватным тому образу и даже облику, который сложился у меня почти шестьдесят лет назад после мгновенного, за ночь, прочтения, проживания его «Остановиться, оглянуться…». (Опять же в скобках замечу: я впервые встретил в обозначении к ста восьмидесяти страницам машинописного текста такое фундаментальное, на вырост, определение: Роман).
Если Михаил Горбачев, дай Бог ему здоровья, самый долгожительствующий в череде всех единоначальников и России, и Советского Союза, то Леня Жуховицкий, пожалуй, главный и, самое главное, даже главнее — действующий долгожитель современной русской литературы.
…А вживую я все-таки встретился с ним лет десять назад. Знал, что мы оба приглашены в Ереван на юбилей Зория Балаяна и должны лететь одним рейсом, одним самолетом. Мне выпала, как издателю Зория, почти козырная карта — бизнес-класс, поэтому я и в самолете оказался раньше многих и, уже сидя на своем «президиумном» месте, вглядывался в лица тех, кто входил за мною следом: не пропустить бы, узнать бы Жуховицкого!
Узнал, угадал мгновенно. И не только по его знаменитому, правда, теперь уже резко поредевшему и посивевшему коку. Не по красивому, незапятноному никакой старческой «гречкой» лбу. Не по спортивной сумке, небрежно, по юношеской моде переброшенной на ремне через плечо. Не по цепкому светлому-светлому, как сам воздух, взгляду, с которым он выхватывал сидящих в первом салоне (я на миг возомнил: а вдруг и меня тоже ищет?)…
Нет и нет!
Рядом с ним, тесно прижавшись к его все еще твердому плечу, протискивалась совершенно юная и совершенно очаровательная.
— Во, буржуины расселись, — хмыкнуло юное и очаровательное теперь уж точно в мою сторону, и Леня, скользнув по мне взглядом, на сей раз уже сам чуть-чуть придержал ее за острое плечико. Почти как за язычок, не менее вострый.
Ну да, разве мог этот вечный элегантный сокрушитель женских сердец, сердцеед, легко и неоднократно вкушавший это божественное блюдо уже в младости-юности, появиться почти что уже под небесами в ином, не ангельском окружении? И тем более — в стариковском одиночестве?
На старика он точно не тянул: из заплечной сумы торчало дышло теннисной ракетки.
Я вздохнул, мысленно позавидовав Лене. Не только его задорному коку и даже не только ракетке.
Правда, позже, уже на земле, узнаю: дочка.
Даже не внучка: надо же — даже на девятом десятке иметь таких сногсшибательно юных дочерей!
Учись, Георгий Владимирович…
Это были три замечательных дня в тогда еще относительно благополучной Армении. Они были замечательны и общением с Зорием Балаяном, с ныне, увы, уже покойным Владимиром Бонч-Бруевичем, с командой «Литгазеты» во главе с ее заместителем главного редактора Леонидом Колпаковым — Зорий заслуженный ветеран, бурлящий мастодонт этой газеты — и все же самые проникновенные, самые полуночные и самые не очень трезвые беседы были у нас — с Жуховицким.
И я тогда поразился: черт возьми, да ведь он точно такой же, каким я и представлял его в шестидесятых! Когда сам, как и его герой из самого знаменитого его романа, работал в газете, правда, вовсе не столичной, а провинциальной — тем жаднее, примеряясь, вчитывался я, да и каждый из моих юных сотоварищей в каждую строку «Остановиться, оглянуться…».
Хотя ни останавливаться, ни оглядываться нам, зеленым, было еще и некогда да, в общем-то, и некуда.
…Если есть мужество меняться, то не меньшее мужество — и оставаться неизменным. А вернее — самим собой. Во всяком случае оставаться верным своим идеалам. Когда-то, совсем-совсем еще зеленопупым — а меня ведь тоже девушки иногда звали, как и героев Жуховицкого, Баталова, не Георгием, а «Гошей», что втайне тоже удерживало меня за полночь над журналом, в котором и я мечтал со временем оглушительно объявиться, — я, как и Жуховицкого жизнь спустя, пытался угадать смысл «Остановиться, оглянуться…». И почти догадался, узнал: самый главный из мужественно исповедуемых Леней Жуховицким идеалов — это идеал свободы. Синоним которой — подлинная, не мнимая интеллигентность. Ему Жуховицкий был и остается верен и в своих журналистских работах, и в своей прозе, да, в общем-то, и в своей жизни.
Он и в самом деле долгожитель действующий. С трудом, но выходят публицистические сборники, один острее другого. Идет, именно идет, как врубовая работа, а не штампуется, его удивительная проза, в основе которой — то же, что и в публицистике, только не кайлом, а резцом: русский интеллигент на распутье: то ли в более или менее обеспеченную кабалу, то ли в рискованное, но свободное плавание.
Не стану пересказывать и цитировать его конкретные вещи: представление, если оно не сложилось у вас раньше, а скорее — подтверждение вашим представлениям о «жуховицкой» строке вы сполна получите и по опубликованному в этой книге главному роману, и по беседам писателя с его давним другом, замечательным газетчиком, с которым я когда-то работал вместе в «Комсомолке», тоже, как и Леня, верным журналистским идеям своей юности и тоже Леней — Арихом. «Остановиться, оглянуться…» как, скажем, и «Апельсины из Марокко», давали читателю как искушение человеческой свободы, раскованности, так и уроки довольно мучительных раскаяний, «мильона терзаний», сопутствующих и, в общем-то, во многом и вызываемых этой самой искомой, вожделенной свободой.
О трудных, вечных вещах и «проклятых вопросах» пишет Жуховицкий. Но как же чертовски легка, стреловидна, изящна и при этом разительно, язвительно остра его фирменная строка! В полном соответствии с классической дефиницией стиль у Жуховицкого такой же, как и его характер: раскованный и свободолюбивый.
Его легко читать. Правда, после этого легкого чтения весьма нелегко думается. И даже не столько о его героях — а они всегда действительно окружены, осиянны потрясающими и, может поэтому, всегда не очень счастливыми, как и сами его главные герои, героинями женского пола. А сколько — о самом себе, о самих себе и о нас тесно окружающих. Обнимающих.
Так ли живем?
Остановиться, оглянуться… Само это выражение, изначально принадлежавшее хорошему поэту Саше Аронову, после Жуховицкого стало поистине крылатым, тоже культовым. И уже даже само по себе подвигает — к некоему нравственному действию. Остановиться — это ведь тоже действие. Иногда, в судные, самосудные времена и часы, даже более серьезное, чем — идти. Двигаться.
А как важно нам всем сегодня и остановиться, и оглянуться…
Остановиться, оглянуться. И — заглянуть. В самого себя.
У него есть свой читатель. Контингент и континент — даже на разных континентах. Но я завидую тем, кто, возможно, впервые откроет это имя: Жуховицкий. Скорее всего совсем юным и необстрелянным, которым предстоит стать подлинными, а не мнимыми интеллигентами — тяжкий и тем не менее идеал, который и к старости недостижим — книги Жуховицкого подвигают и к этому. Тем, кто только обретает свои убеждения и идеалы.
Дай Бог каждому из вас, да и нас, уходящих, тоже исповедовать, передавать и отстаивать их так же последовательно, а самое главное — талантливо, как это делает ветеран русской беллетристики Леонид Жуховицкий.
NB!
Мы должны это сделать!
Если у кого-то из читателей появятся собственные соображения по реализации проекта «Вторая жизнь романа Жуховицкого» (назовем его пока так), пишите на электронный адрес leonidarikh@mail.ru или на адрес редакции, указанный внизу последней страницы номера. Принимаются также заявки на книгу — как коллективные (например, от библиотек, журфаков, общественных организаций, редакций СМИ и т.д.), так и индивидуальные — от сотрудников газет и журналов, да и просто почитателей таланта Жуховицкого. В заявке, составленной в произвольной форме, следует указать количество экземпляров и почтовый адрес (непременно с индексом) получателя. Стоимость книги зависит от многих составляющих, в том числе, от тиража, поэтому пока не называется, но ориентировочно она может составить от 380 до 490 руб. Со своей стороны, редакция «НВ» готова взвалить на себя систематизирование предложений, составление списка заявок и другую организационную работу. Что же касается вас, читателей «НВ», то, оформив соответствующую заявку, вы тем самым пополните список тех, кто решил помочь второму рождению столь полюбившейся книги.
