Бывшая домработница маршала решилась наконец рассказать об этом периоде своей жизни корреспонденту «НВ».
13 декабря 1941 года всю нашу страну, да и весь мир всколыхнуло сообщение о разгроме фашистских войск под Москвой. Так завершилось контрнаступление Советской Армии, начатое 5 декабря силами Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов, одним из которых командовал прославленный маршал Жуков.
К сожалению, живых свидетелей, которые могли бы рассказать о событиях давно минувших дней, становится все меньше. И все же живут еще рядом люди, которые близко знали Георгия Константиновича, видели его не только на поле боя, но и в быту. Маргарита Александровна Румянцева — одна из таких.
Впервые свои воспоминания жительница Дмитрова Маргарита Александровна показала Валентине Ильиничне Комаровой, заведующей краеведческого центра, который действует при Центральной библиотеке города. От нее-то я и узнал о существовании такого уникального человека, разыскал эту женщину и еле-еле уговорил поделиться воспоминаниями о легендарном полководце.
— Родственники, односельчане знали, что я была в прислугах у Жукова. Чужим людям я об этих годах своей жизни никогда не рассказывала. А чем было хвалиться? Прислуга — она и есть прислуга: помой, подай, убери… К тому же вскоре после моего возвращения из семьи Жукова в Дмитров против маршала начались гонения, и я тем более сочла за благо держать язык за зубами.
— Когда и как вы оказались в доме Жукова?
— Это произошло совершенно неожиданно, в 1955 году. Мы тогда жили в деревне, куда однажды летом и заехали какие-то высокие чины из Министерства обороны, в том числе и адъютант самого Жукова. Папа осмелился попросить его устроить меня и мою старшую сестру Тамару в прислуги к военачальникам. И, вы знаете, получил «добро». Адъютант тут же оставил отцу адреса Жукова и Кожедуба, велев в такой-то день явиться «на смотрины».
— И как же вам попался сам маршал Победы?
— А вышло все так. Папа повез в Москву нас с Тамарой обоих. Подошли к дому на Арбате, поднялись на третий этаж. Хозяйка квартиры, снисходительно посмотрев на меня, всплеснула руками: «Разве такое малое дитя сможет выбивать ковры!? Девочке в куклы бы играть, а не в прислуги наниматься». Отец сразу вступился за нас: «Дочки работу любят, видели бы, как легко управляются на огороде, по хозяйству! Физически они не по годам крепкие». После этих слов хозяйка, сменив гнев на милость, устроила мне экзамен — попросила почистить на балконе галифе мужа. Я очень старалась: чистила долго, пока не услышала, что зовет меня экзаменаторша. «Берем тебя, детка, с испытательным сроком. Будешь учиться, впитывать все нужное, как губка, — научишься».
— Как вы обращались к супружеской чете?
— Пробовала по имени-отчеству, но мне это удавалось непросто, особенно отчество жены маршала. Тогда адъютант рассудил: «Зови просто: хозяин и хозяйка». Так и обращалась. Ой, я же вам про испытательный срок не рассказала (улыбается).
Помню, всему меня учила хозяйка. Стирать вручную или в четырехугольной чудо-машине, кажется, немецкой, утюжить мужские сорочки, брюки, складывать военную одежду, мыть полы, встречать Георгия Константиновича… Я должна была принять из его рук китель и фуражку летом, а зимой — снятую им самим шинель, серую папаху, кашне, перчатки — и повесить головной убор на ветвистые оленьи рога. Помню, как впервые, стоя на шкуре какого-то зверя, как мне говорили, убитого заядлым охотником Жуковым, дождалась его, хотела принять одежду, а он ласково так улыбнулся, сказал: «Ты такая маленькая росточком, Маргаритка, не дотянешься до рогов. Лучше уж я сам повешу».
— Жуков называл вас Маргариткой?
— Да, только так. Много десятилетий спустя я узнала, что у него была внебрачная дочь Рита, и догадалась, почему он называл меня таким ласкательным именем.
— Что вас особенно удивило в квартире Жуковых?
— Впервые в жизни я увидела у них газовую плиту, телевизор, пылесос…
Длинный коридор квартиры был застлан алой ковровой дорожкой с каймой по краям. По обе стороны — шесть комнат. Гостиная, столовая, кухня, прачечная… В одной, самой маленькой, жила я. Самым большим оказался кабинет маршала. Меня поразило количество телефонов в нем. В первый же год моей службы их вдруг еще прибавилось.
— В феврале 1955-го Жукова назначили министром обороны СССР, до того был заместителем, вот и прибавилось телефонных аппаратов.
— Может, и так. Только меня к аппаратам не подпускали, их протирал исключительно адъютант. Во всем остальном я старательно исполняла свои обязанности. Хозяева видели это, и подсказывали, как и что делать, и поругивали порой незлобиво. Когда Жуков садился в столовой за стол, обычно в пижаме, должна была положить на грудь сильно накрахмаленную, ослепительной белизны салфетку. Сначала у меня не получалось, он шутил: «Ох уж эта барская затея! А ты не робей от неудачи, помни: смелость города берет».
Я делала генеральную уборку квартиры. Самым тяжелым делом оказалась чистка многочисленных ковров редкой красоты. Мы с адъютантом везли их зимой на берег Москвы-реки, обсыпали снегом и мели вениками до ослепительной чистоты.
— Попадало иногда от Жуковых?
— Отнюдь. Однажды я разбила хрустальную корзину с фигурками и стала от этого реветь. Узнав причину моих слез, хозяин начал успокаивать меня: «Разбила — считай, на счастье! Пускай, Маргаритка, это будет в твоей жизни самое большое горе! Пойдем чай пить».
Жукова медом не корми, а дай почаевничать. Однажды позвонил по телефону адъютант и велел к возвращению хозяев приготовить любимый напиток Георгия Константиновича. Я выбрала красивый китайский фарфоровый чайник с вязью иероглифов и ситечком на носике, и поставила на камфорку газовой плиты. Чета пришла, расположилась в столовой, слышу басовитое: «Маргаритка, неси!». Стала я снимать «китайца», донышко-то и отвалилось. Видно, давно надкололось. Стою — ни жива и не мертва. Почувствовав неладное, Жуков пришел на кухню. Думала, отругает, а он: «Значит, Маргаритка, кончен его век. Завари-ка пахучий индийский в нашем — из Вербилок. Русак надежнее».
В просторной гостиной стоял телевизор. Они вечерами смотрели его. Сидели рядышком на диване с большущими округлыми подлокотниками. Если дверь была открыта, значит, можно и мне заходить. Когда уезжали в театр, хозяин каждый раз говорил мне: «Маргаритка, сегодня покажут и нас. Посмотри, потом скажешь, как мы выглядели. Ладно?». И ведь потом спрашивал, не забывал. А я отвечала коротко — «Как голубки!». Он, довольный, улыбался, глаза блестели: «Как голубки… Молодец, хорошо сказала».
Время от времени мне давали выходные, и я ехала — нет, летела — в Шадрино (в этом селе жила семья Маргариты Александровны. — Ред.). Так он накануне спрашивал: «А гостинцев припасла?». И хоть корзинка к тому моменту уже была переполнена, брал со стола конфеты, апельсины, мандарины, лимоны и виноград, укладывал в пакеты и подавал мне. А хозяйка всегда находила для моих многочисленных домочадцев в шифоньере платья. Насыпала в мешочек муку-вальцовку на блины. Собирала игрушки для моих меньших сестер и братьев.
— Вы и готовили Жуковым?
— Что вы! Хозяйка сама любила добрить мужа борщами, котлетами, пельменями. Она, между прочим, научила меня, деревенскую девчушку, как следует правильно сервировать стол. Наука — на всю жизнь!
— И долго длился испытательный срок?
— Недолго! Я это поняла, когда мне вскоре установили зарплату — 200 рублей в месяц. Для 50-х годов это очень большие деньги. Касса Жуковых была на кухне, в серванте. Мне было сказано: «Захочешь что-нибудь купить — бери».
Мне было у них хорошо. Но к концу второго года я стала сильно тосковать по дому. Общалась ведь в Москве только с сестрой Тамарой, которая служила у Кожедуба. Мы уже невестились, нам хотелось бегать на танцы, завести поклонников. Я начала подумывать о возвращении домой. Жуков словно разгадал мои мысли, и однажды прямо спросил: «Что, Маргаритка, в тягость птичке золотая клетка, зеленая рощица манит?». Я призналась, что манит, да еще как. Он посоветовал: «Не спеши, вот исполнится тебе 18 лет, пропишу в Москве, устрою секретарем». Но мне хотелось свободы, и я вскоре объявила об отъезде, хотя Георгий Константинович уговаривал остаться.
Уехала я от Жуковых летом 1957-го, увозя с собой память о проведенных в этой семье днях — крепдешиновое платье… — на этих словах, уловив мой удивленный взгляд, моя собеседница воскликнула: «Как, я и о нем еще не рассказала!?» и продолжила: — Наводя порядок в гардеробе, я частенько любовалась висевшим там крепдешиновым платьем хозяйки. И не только, кстати, любовалась. Подойду к зеркалу, приложу к своей фигуре, красуюсь. За этим занятием и застукала меня однажды хозяйка. Но не только не отчитала, а неожиданно сказала: «Нравится? Возьми себе. Жора ведь из каждой командировки привозит мне новое платье. Это вот и мне нравится, да ни разу не надевала: тесновато. Бери, бери! Мама укоротит, подошьет — глядишь, пригодится».
Эх, еще как пригодилось! На свадьбе в нем красовалась, понимаете ли, — в платье от маршала Жукова. Жаль, ума не хватило сохранить столь дорогой подарок.
Юрий МАХРИН
спецкор «НВ»
Московская область
Фото автора
