В Екатеринбурге прошли Дни науки, приуроченные к 80-летию науки Урала, 25-летию Уральского отделения РАН и 20-летию Демидовских премий. В город приехали крупнейшие ученые страны, которые прочитали лекции в Уральском Федеральном университете.
В нем же состоялось торжественное открытие «Демидовской аудитории», где теперь будут регулярно встречаться мастистые ученые и студенты.
Они смотрят на студентов, которые рассаживаются в аудитории, ожидая очередного лектора, внимательно, будто выбирая из них своих последователей. Чей же портрет появится в будущем рядом с ними?
А ведь наверняка так и будет, потому что одно поколение ученых передает эстафету знаний новому, а, следовательно, нить из прошлого в будущее никогда не прервется.
Торжественное открытие Демидовской аудитории в Уральском Федеральном университете было не только торжественным, но и приятном во всех отношениях. Студенты занимали свои места в аудитории, а их встречали выдающиеся ученые России. Некоторые из них располагались рядом, потому что ради этих минут специально приехали в Екатеринбург из разных городов страны, а другие – те, которых уже нет с нами, — присоединялись к нам своими взглядами с портретов, расположенных на стене аудитории.
Их снимал Сергей Новиков – единственный фотомастер, который на протяжении последних 20 лет неизменно создавал портреты Демидовских лауреатов, удостоенных этой премии за выдающиеся научные достижения. Он сумел передать неповторимость каждого, его характер, глубину помыслов. И не заметить этого невозможно. А заметить – значит, попытаться приблизиться, что означает преемственность поколений.
20 лет назад академик Геннадий Месяц возродил присуждение Демидовских премий, которые стали для ученых, пожалуй, самыми престижными в истории новой России. Имена лауреатов говорят сами за себя. В этом легко убедиться, потому что здесь при открытии Демидовской аудитории состоялось презентации уникальной книги «Демидовские лауреаты», авторами которой, помимо Сергея Новиков, стали Елена и Андрей Понизовкины, а также Виктор Радзиевский. Это уже десятый том уникальных изданий «Портрет интеллекта», который осуществляется в издательстве «Людовик»
Мне посчастливилось встречаться и беседовать со многими лауреатами, но в отличие от авторов книги – не со всеми. К сожалению, конечно. Потому что это удивительные люди, поднимающие Россию до вершин мировой науки.
Фрагменты из книги «Демидовские лауреаты» я и предлагаю вниманию читателей. Выбор авторов определяется не только тем, что это неведомое мне мгновение жизни ученого, но и попытка представить панораму нашей науки и роль в ней Демидовских лауреатов.
Владимир ГУБАРЕВ|
научный обозреватель “НВ”|
ЕКАТЕРИНБУРГ-МОСКВА
Фрагменты из книги «Демидовские лауреаты»
Академик Сергей Вонсовский:
Мы, люди старшего поколения, должны себе ясно представлять, чего ждем от молодого человека и к чему имеем моральное право относить критически.
Лично я считаю: главное, чтобы ведущее начало в человеке не вызвало критически.
Если я вижу, что человек имеет достойную цель в жизни, направленную на служение своему народу, стране, если он честно идет к своей цели, но меня совершенно не интересует, ходит он во фраке или в джинсовом костюме, носит длинные волосы или бреет голову наголо. Я вовсе не жду от него того, чтоб он уподоблялся в одежде, к примеру, моим вкусам и привязанностям. Я не случайно говорю об этом подробно. У нас случается перегибают палку и вместе с водой готовы выплеснуть и ребенка.
В свое время академик Арцимович говорил, что предпочтет иметь дело с человеком чистой души, преданным науке, и пусть он на здоровье танцует твист и рок-н-роллы. Это куда лучше подлеца, танцующего степенный вальс. Я с этим полностью согласен.
Убежден: самый надежный фильтр, задерживающий все наносное и пустое, — постоянный труд. Я на всю жизнь благодарен своим родителям — истинным труженикам – у меня всегда перед глазами их пример. Отец был учителем, он засиживался за столом до глубокой ночи – составлял расписание, проверял домашние задания. То были годы становления советской школы, так что многое приходилось придумывать самому, дел накапливалось невпроворот.
Я вспомнил сейчас об этом, потому что знаю, как важно для молодежи иметь перед глазами добрый пример.
Академик Борис Раушенбах:
В сорок втором году меня упрятали за решетку, как, впрочем, всех мужчин-немцев. Королев уже сидел, а я еще продолжал работать в научном институте, где в свое время работал и он.
Формально у меня статьи не было, статья – немец, без обвинений, а это означало бессрочный приговор. Но ГУЛАГ есть ГУЛАГ – решетки, собаки, все, как положено… Мой отряд – около тысячи человек – за первый год потерял половину своего состава, в иной день умирало по десять человек. Трудились на кирпичном заводе. Мне повезло, что я не попал на лесоповал или на угольную шахту, но тем не менее половина наших на кирпичном заводе умерла от голода и от непосильной работы. Я уцелел случайно, как случайно все на белом свете.
В 1942 году я, работая в институте, занимался расчетами полета самонаводящегося зенитного снаряда. Взяли меня, когда я уже выполнил две трети работы и знал, в каком направлении двигаться дальше. Мучился незавершенностью, места себе не находил, и в пересыльном пункте на нарах
на обрывках бумаги все считал, считал и в лагере. Решил задачу недели через две после прибытия в лагерь, и решение получилось неожиданно изящным, мне самому понравилось. Написал небольшой отчетик, приложил к решению и послал на свою бывшую фирму: ведь люди ждут. Мне, видите ли, неудобно было, что работу начал, обещал кончить и не окончил! Послал и не думал, что из этого что-нибудь получится. Но вник в это дело один технический генерал, авиаконструктор Виктор Федорович Болховитинов, и договорился с НКВД, чтобы использовать меня как некую расчетную силу. И НКВД «сдало» меня ему «в аренду»…
Конечно, то, что немца просто за то, что он немец, посадили за решетку, не прощается и не забывается. Но когда меня брали, я отнесся к этому совершенно философически, я не расстроился. Мне было неприятно, но я не считал это неправильным и не считал трагедией. Сокамерникам я популярно объяснял, что в Советском Союзе каждый приличный человек должен отсидеть некоторое время, и приводил соответствующие примеры…
Я делал теоретические разработки для института Мстислава Келдыша. Он писал соответствующие письма куда надо и в сорок восьмом году вытащил меня из ссылки. Я снова появился в Москве, в том самом институте, откуда меня забрали и которым в это время руководил уже Келдыш. Мне повезло: Келдыш был выдающимся ученым, порядочным, очень хорошим человеком, и, я счастлив, что много лет работал с ним. Это было и интересно, и приятно. Всегда приятно работать с людьми, которые думают не о своих каких-то делах, а о Деле. Келдыш был человеком, который думал о Деле. Начальников в жизни у меня было только два – Королев и Келдыш, высоконравственные люди, вот что очень важно. Опять-таки, мне повезло.
…Меня очень беспокоит нынешний упадок нравственности. У нас много людей формально образованных, но безнравственных. Научить нравственности невозможно, ее можно только воспитывать, нравственность нерациональна. А жизнь заставляет нас работать, в основном считаясь с рациональными доводами. Все рассчитываем, прикидываем, нам не до высокой материи. Вопрос, что важней: быть порядочным человеком или только деловым, — часто решается в пользу второго.
Академик Андрей Зализняк:
В моей жизни случилось так, что моя самая прочная и долговременная дружеская компания сложилась в школе – и с тех пор те, кто еще жив, дружески встречаются несколько раз в год вот уже больше полувека. И вот теперь мне ясно, насколько едины мы были в своем внутреннем убеждении (настолько для нас очевидным, что мы сами его не формулировали и не обсуждали), что высокие чины и почести – это нечто несовместимое с нашими юношескими идеалами, нашим самоуважением и уважением друг к другу.
Разумеется, эпоха была виновата в том, что у нас сложилось ясное сознание: вознесенные к официальной славе – все или почти — получили ее кривыми путями и не по заслугам. Мы понимали так: если лауреат
Сталинской премии, то почти наверняка угодливая бездарность; если академик, то нужны какие-то совершенно исключительные свидетельства, чтобы поверить, что не дутая величина и не проходимец.
А между тем наше восприятие российского мира не было пессимистическим. Мы ощущали так: наряду с насквозь фальшивой официальной иерархией существует подпольный гамбургский счет. Существуют гонимые художники, которые, конечно, лучше официальных. Существует – в самиздате – настоящая литература, которая, конечно, выше публикуемой. Существуют не получающие никакого официального признания замечательные ученые. И для того чтобы что-то заслужить по гамбургскому счету, нужен только истинный талант, угодливости и пронырства не требуется.
Разумеется, материальные успехи определялись официальной иерархией, а не подпольной. Но мы же в соответствии с духом эпохи смотрели свысока на материальную сторону жизни. Западная формула: «Если ты умный, то почему же бедный?» была для нас очевидным свидетельством убогости такого типа мышления.
Ныне нам приходится расставаться с этим советским идеализмом. Для молодого поколения большой проблемы тут нет. Западная формула уже не кажется им убогой. Но нашему поколению полностью уже не перестроиться.
Академик Игорь Грамберг:
Я человек своего поколения. Во времена моей молодости бедность не считалась пороком. Напротив, ребята из семей побогаче даже стеснялись достатка родителей. До 19 лет у меня не было костюма – вельветовая курточка, обычные брючки, парусиновые туфли. Но я не отказывал себе в удовольствии ходить на танцы и комплексов не испытывал.
Вторая особенность – участие в общественной жизни. Правильно нас воспитывала советская власть или нет, но, как поется в известной песне о Ленинграде: «Здесь проходила, друзья, юность комсомольская моя. За родимый край, с песней огневой шли ровесники рядом со мной». Так и было! В наш добровольческий батальон записались комсомольцы из вузов Фрунзенского района и несколько членов партии, которые на фронте стали политруками. На Урале я был секретарем факультетской комсомольской организации.
Наконец, после войны, как и все мои сверстники, активно занимался физкультурой. Несмотря на последствия ранений, выступал за волейбольную команду Горного института, которая была одной из лучших среди вузов города. И, наверное, лет до 40 играл за наш НИИ геологии Арктики. В 50 лет, когда стал генеральным директором объединения, пришлось пожертвовать бассейном – а жаль: плавать люблю и плавал в свое время неплохо. В последние годы целиком переключился на зарядку: каждое утро упражняюсь в течение тридцати-сорока минут. Не ради долголетия, а для того, чтобы быть в тонусе.
Честно сказать, никогда себя не берег, стерильного образа жизни не вел – случалось, выпивал со всеми, курил, пока врачи не запретили, ну а в экспедициях было не до диеты. И, признаться, не верил, что доживу до 80 — для меня это полная неожиданность. Но военные годы выработали благодарное отношение к жизни: не огорчаюсь, что старею, напротив, каждый прожитый год воспринимаю как подарок судьбы.
Академик Ирина Белецкая:
Популярным языком о нашей области знания рассказывать трудно. Но это замечательная наука, без которой были бы невозможны сегодняшняя биохимия и фармакология, не создавались бы лекарства, продлевающие человеческую жизнь и победившие болезни, когда-то уносившие миллионы. То же можно сказать о материалах, получаемых на основе органических соединений. Мономер, первичная органическая молекула, часто остается за кадром, когда мир узнает о новом синтетическом материале. Нам, органикам, конечно, обидно. Но это с лихвой компенсируется тем удовлетворением, которое получаешь, когда синтезируешь соединение, устанавливаешь его структуру и получаешь вещество, не известное природе, – если хотите, ощущаешь себя творцом.
Пренебрежение органической химией, служанкой для других, более громких областей, иногда свойственно даже самим химикам. Ведь эта область знания, которая имеет свой язык, иногда очень сложный – язык формул. Красоту формул (как и перспективу использования новых соединений) может увидеть только профессионал. Химик-органик имеет дело не с материалом, который можно продемонстрировать как результат, а с субстанцией, из которой материал может быть получен.
Тем не менее развитие цивилизации было бы просто невозможно без нашей дисциплины. Красители, медицинские препараты, волокна и пластические массы, средства защиты растений и фотоматериалы – трудно найти производство, которое не нуждалось бы в продуктах органической химии.
Советский Союз стоял вовсе не на формальной идеологии. Идеология была вполне определенная, железная, она не допускала посторонних. За мной тянулся шлейф неблагонадежности. Поэтому мне долго не давали звание профессора после защиты докторской, не давали свою лабораторию. Все это началось еще на первом курсе… Понимаете, какая история? Кругозор у людей был очень заужен. И у меня он был бы заужен. Если бы при мне не арестовали моего отца, который был одним из первых комсомольцев Белоруссии, а потом безупречным коммунистом. Просто жизнь тебя так бьёт… И тогда ты эту жизнь начинаешь понимать. Понимаешь, что либо ты – циник, и тогда – плевать на все (вступаешь, например, в партию и дальше благодаря этому делаешь карьеру), либо себя уважаешь, и так поступать не будешь.
Жизнь ломала людей в силу этой самой идеологии. А мое инакомыслие и не инакомыслием было — просто другим отношением к делу. Я хорошо понимала, что за все рано или поздно придется платить.
Академик Алексей Конторович:
Сегодня 70 процентов всей российской нефти и 92 процента газа добываются в Западной Сибири. И в ближайшие тридцать лет изменений не предвидится. Конечно, нам придется перейти от простых месторождений к сложным и предстоит открыть новые. Чтобы Западная Сибирь продолжала кормить Россию нефтью и газом, надо проводить геологоразведку, а сейчас нет ни мощных когда-то геологических управлений, ни геологических партий, все надо восстанавливать. Нужно вводить в разведку новые газовые месторождения – на полуострове Ямал, в Надым-Тазовском междуречье, в других районах. На очереди – освоение месторождений Восточной Сибири. В последние годы советской власти там было открыто несколько гигантских месторождений, правда, с очень сложной геологией и суровыми климатическими условиями.
Между тем, следует отдавать себе отчет, что со второй половины ХХ1 века добыча нефти, а чуть позже и газа, начнет падать, и человечеству придется осваивать нетрадиционные источники энергии. Но пока россиянам есть где добывать нефть и газ. Богаты ими Карское и Баренцева моря, очень перспективны Штокмановское, Ленинградское и Русановское месторождения. Большие ресурсы газа в угольных пластах, в подземных водах, в виде твердого газа в газогидратах. Но необходимы хорошая наука, которая будет формировать направления работ, мощные геологоразведочные управления, грамотная государственная политика, побуждающая инвесторов вкладываться в геологоразведку, в научные разработки. А еще нужны поколения отчаянных трудоголиков, чтобы продолжить дело тех, кто сделал Западную Сибирь Западной Сибирью ХХ века.
Человек сам по себе не существует, он живет в общении с другими. Нефтегазовый поиск в западной Сибири сопровождался появлением целых плеяд ярких людей. Это и ученые, и яркие организаторы производства, и выдающиеся партийные руководители. Всех этих людей я знал, с ними общался. Они ставили перед учеными задачи, и чему-то учились у нас. Это были действительно легендарные люди и легендарное время. Кто-то сказал: «Великая энергия рождается для великих целей». Люди становились по-настоящему красивыми, делая общее дело, и мы ощущали себя так, как пелось в известной песне конца 60-х: «Мы короли, мы нефтяные короли, и это наше нефтяное королевство».
Академик Геннадий Сакович:
Ракетная техника начала создаваться еще при царе, ее применяли еще в первую мировую войну. В Великую Отечественную появились «Катюши», первые реактивные снаряды на самолетах. Но это все носило, так сказать, мелкомасштабный характер. Чтобы поднять по-настоящему крупную ракету,
нужно было очень сильно увеличить энергетический потенциал горючего, которое дало бы ей нужное ускорение. Обычный баллистический порох, состоящий из одного взрывчатого вещества, здесь не подходит. Поэтому возникла уникальная научно-техническая находка, так называемые «смесевые пороха». «Смесевые» — поскольку они состоят из смеси окислителя в виде порошка и собственно горючего. Выглядит это как своеобразное тесто, чем-то похожее на жидкий бетон. Преимущество такого теста в том, что, во-первых, из него можно сформировать заряды большого габарита, а, во-вторых, оно дает очень высокую энергетику, благодаря которой можно поднять в воздух тяжелую ракету. И сегодня повышение баллистической эффективности ракетных топлив является важнейшей задачей исследовательских центров.
Мы продолжаем синтезировать новые вещества с повышенной энергоемкостью. Область их применения очень обширна. Кроме разного вида ракет – многоступенчатых, тактических, это и разного рода «исполнительные» механизмы, построенные в том числе на миниатюрных топливных зарядах. Еще в середине 80-х годов прошлого века в Бийске с использованием высокоэнергетических материалов, на основе состоявшегося открытия было создано производство искусственных алмазов. В самых общих чертах открытие состоит в том, что в определенных условиях при взрыве в закрытом пространстве, где нет избытка кислорода, образуются микроскопические алмазные кристаллики. Это был прообраз рождения наноалмаза, как теперь принято говорить, а тогда мы назвали это «ультрадисперсное состояние вещества». Помню, надо мной посмеивались: «Зачем тебе эта пыль, где ее можно использовать?» Но, оказалось, алмазная пыль – настоящая панацея от многих неприятностей. При добавлении ее в моторное масло, различные покрытия в несколько раз снижается коэффициент трения механизма, повышается износостойкость металлов и так далее, и тому подобное. Аналогичным способом, меняя рецептурный состав смесевых взрывчатых веществ, можно получать оксиды, нитриды, карбиды, — и все это в наносостоянии, которое сегодня выдается чуть ли не за самое современное достижение.
Академик Юрий Осипов:
Мое избрание и для меня самого было во многом неожиданным. Я к этому не стремился и даже пытался уклониться: у меня была интересная работа, кафедра в МГУ. Свою роль сыграли мнение академика Красовского и чувство долга. Кому-то надо было взять на себя эту ношу. Но тогда до конца я не представлял, с какими трудностями придется столкнуться. Конечно, у меня был опыт управления советского времени, но в те годы все менялось стремительно и прежде всего отношение к науке и образованию. Статус ученого опустился до предела, ниже которого в просвещенной стране опускаться некуда. На самом деле, если бы не Борис Николаевич Ельцин, которого люди моего поколения критикуют сегодня за все подряд, РАН вообще бы не было. Именно он в походных условиях, в аэропорту, понимая,
видимо, остроту ситуации, подписал указ о создании правопреемницы советской Академии наук. И позволю себе утверждать, что последующий период был для нее даже более трудным, чем военные годы, когда работали сутками и решали, казалось бы, невыполнимые задачи.
Академия наук Советского Союза была окружена не просто уважением – настоящим пиететом! С нее много требовали, но и относились к ней соответственно. Девяностые годы прошлого века прошли для нас совсем под другим знаком. К тому же Академию постоянно пытались втянуть в политические интриги. Я же всегда считал, что ученые должны заниматься своим делом, поэтому никогда не состоял ни в одной партии, даже в КПСС. И на первом же организационном собрании РАН заявил: в эти игры мы играть не будем. К удивлению многих, наверху такая позиция была воспринята и помогла нам сохранить свое лицо.
Она остается неизменной и сегодня, хотя государственная Академия, разумеется, обязана взаимодействовать с государством. Хотелось бы только, чтобы власти советовались с ней по вопросам, в которых они не очень хорошо разбираются.
Владимир ГУБАРЕВ
