Двадцать лет назад погиб юный русский поэт Алексей Шадринов
За полгода до этого Алешу проводили в армию. Служил в Красноярске. В предисловии к посмертной публикации стихотворений девятнадцатилетнего поэта о гибели Алеши — несколько скупых и страшных строк. «…Был обнаружен повешенным в солдатской кухне, куда его назначили в наряд одиннадцатый раз подряд…»
Когда два года спустя в Вологде вышла книжка стихов Алеши, Виктор Астафьев горестно воскликнул: «Погиб настоящий поэт! Некоторые его стихотворения написаны с лермонтовской мощью…». Алеша писал стихи с двенадцати лет. Но большинство стихотворений и рассказов хранил в тайне, считая их несовершенными. Оставшиеся у Алешиной мамы тетрадки с черновиками — свидетельство огромного непрерывного труда и столь же непрерывного возрастания души.
Алеше было дано выразить то особенное, белозерское ощущение жизни, которое по силам, очевидно, только жителям этого города — самого древнего на Русском Севере.
Только в сказках надежды сбываются.
Все мечты безнадежны, как дым.
Свод березовой рощи качается
Под небесным шатром голубым.
Тихий голос души неразгаданной,
Огрубев, начинает хрипеть,
И мерцанье небесного ладана
Не заставит меня ослабеть…
Алеше казалось, что время в его родном городе течет не по поверхности, не линейно, а будто уходит в глубину и восходит к небу. И себя он ощущал как вернувшегося из этой глубины, даже писал в одном рассказе о своем «наивном желании присутствовать во всех временах». Быть может, поэтому в его поэзии нет ни детской восторженности, ни подросткового томления, зато — так много тягости припоминания и тихой радости узнавания.
Не знаю, был ли этот сад?
И был ли этот дом?
Но много-много лет назад
Я жил в краю родном…
Из прозы белозерского мальчика таинственным образом доносится эхо Сергея Тимофеевича Аксакова, и даже Андрея Болотова. К счастью, у Алеши и в мыслях не было заниматься модными ныне стилизациями, он писал дневник, и это его голос.
«…Не открыть ли окно, чтобы насладиться утренней прохладой? Но утро еще не наступило. Невозможно поторопить события в природе, как бы ты ни старался быть внутренне близким к ее пленительному миру. Однажды раскрыв глаза, надо лишь приветствовать Жизнь, всегда находя ее новые, еще неведомые берега. Можно и иначе сказать об этом… Годы, безвылазно пробытые мною в одном урочище милого края, не позволяют моей душе видеть и представлять окружающее в той мере сдержанно, насколько это доступно стороннему глазу приезжего».
Нет, не только поэта, но и удивительно тонкого рассказчика мы потеряли с гибелью Алеши Шадринова февральской ночью 92-го.
Вот как Алеша описывает раннее утро перед осенней охотой: «За сенями, в примкнутом к избе хлеву, где давно не водилась скотина, уже возились, поскуливая, собаки, натыкаясь в темени на стены, гремя камнями кибастей на старых, подопревших сетях, висящих рядом с вялыми сотами, оплетенными пыльной паутиной… Одевались мы в темноте, потом вспыхивал свет, больно сжимая глаза, и синь тотчас отливала от стекол, запотевших и холодных. Я отворял дверь в хлев, откуда наплывал волглый запах озерной тины с сетей: казалось, сейчас набежит на ноги и, шипя, откатится обжигающая волна; но выскакивали собаки и, ревниво огрызаясь, прыгали на грудь, с силой толкались в ноги. Мы брали в сенях ружья и выходили в предутренний холод. Собаки тут же скрывались в полупрозрачной, маслянистой синеве, фыркая носились неподалеку, с шумом падая в инистую хрупкую траву…»
Когда телевидение бегущей строкой показывало нам списки погибших в Чечне мальчиков — где нам понять, что стоит за одним только именем? Где нам понять, что мы потеряли, что оборвалось?.. Списки погибших от дедовщины нам и бегущей строкой не покажут. Как страшно, что Россия сама губит своих детей. Недрогнувшей рукой. Самых талантливых, самых доверчивых, самых светлых подставляет под пулю или под нож. Со времен афганской войны государство, взывая к долгу и совести, бессовестно вовлекает провинциальных мальчишек в гибельную воронку. Одноклассники вспоминают, что в армию Алексей Шадринов шел «с огромным желанием», даже в институт не стал поступать, работал год ночным сторожем.
… Приехав однажды в Белозерск, я забежал от дождя в открытые двери и оказался в музее Сергея Орлова. По-семейному, не напоказ, хранят в Белозерске память о поэте. И не только о нем, но обо всех замечательных людях, родившихся или бывавших здесь независимо от их известности или безвестности на Большой Земле. Наш, родной, – разве этого мало? Вот и об Алексее Шадринове оформили стенд с фотографиями, листочками из тетрадей и первой книжкой. Назвали ее «Далекий плач».
От центра к пристани ведет улица Василия Шукшина — он здесь снимал «Калину красную» как раз в тот год, когда родился Алеша. Легко представить идущего по этой улице Василия Макаровича – такая она ладная, зеленая, деревянная. И не упирается никуда, а словно уходит в Белое озеро.
Если посмотреть на Белозерск с колокольни, то кажется, что город лежит в серебряном окладе. Как на гербе князей Белосельских-Белозерских.
Дмитрий ШЕВАРОВ