РЕПОРТАЖИ О ГИБЕЛИ ТИРАНОВ КАК ЗЕРКАЛО ГЛОБАЛЬНОГО КРИЗИСА
Первая мысль, возникшая в момент трансляции ликования ливийских повстанцев над трупом Каддафи: как хорошо, что мой сын уже вырос. Не только потому, что сам по себе подробный репортаж о смерти диктатора, показанный, вопреки всем цивилизованным нормам, в прайм-тайм, вызывал самые тягостные чувства. Зафиксированные безвестным оператором крики раненного старика, пусть и тирана, о том, что добивать его несправедливо, забыть трудно.
Но еще труднее забыть торжествующие лица политиков, чьи имена привычно рифмуются с такими понятиями, как защита прав человека, демократия и прогресс, торжество закона и справедливости во всем мире. Они не могли скрыть эмоций, получив известие о гибели врага. И для наивного зрителя не осталось никаких сомнений, что истинной целью кровавой кампании была никакая не свобода граждан в далекой Ливии, а, скорее всего, убийство этого конкретного человека, некая средневековая вендетта.
Репортаж о смерти Каддафи навевает воспоминания о других подобных сюжетах — убийстве Усамы бен Ладена, казни Саддама Хусейна, заключении в клетку умирающего Хосни Мубарека… И хотя, повторяю, это сюжеты о тиранах, все они тем не менее поражают какой-то нелогичной жестокостью, бессмысленностью, как будто перед глазами не современная хроника, а кадры из исторического фильма о нравах мрачного средневековья. Но самое странное чувство вызывают кадры из просвещенной вроде бы части света, где обыватели и студенты сутками веселятся по случаю ликвидации «террориста номер один». Именно эти кадры, мне кажется, способны подорвать у незрелого ума всякое доверие к будущему нашей цивилизации.
Насилие сегодня, похоже, не только не осуждается – оно, как и жестокость, в почете, отчего становится не по себе.
Конечно, есть разница между бедуинами, пляшущими над трупом вождя недружественного клана, и бакалавром политических наук из Джорджтауна. Но так ли уж велика эта разница, если и тот, и другой в какой-то момент, пусть краткий, ставят превыше всего первобытное право сильного? Пусть через миг кто-то из них вспомнит о всеобщей декларации прав человека, принципах гуманитарного права, верховенстве закона и даже о десяти заповедях или рифмующихся с ними сурах Корана — непоправимое уже случилось. Принципы, в которые верили миллионы, которые десятилетиями казались гарантией от возвращения к дикости и самоуничтожению, растоптаны на глазах у всех.
Как вернуть утраченную веру в ценности цивилизации, гуманизма, в возможность контролировать агрессию и жестокость? В то, что слабый получит защиту, а виновного ожидает все же суд, а не случайная расправа?
Нет немедленных ответов на эти «странные» вопросы, и, что особенно странно, нет их не только в нашем Отечестве, но и, похоже, нигде. И вот это непривычно. Все же в сознании поколений мы находились в некоем контексте, где развивалась дискуссия.
Да, пропагандисты учили, что наши подходы во всем лучшие, но всегда присутствовала альтернативная точка зрения, и опальный академик Сахаров напоминал о возможной конвергенции двух противоборствующих систем, и вера в здравый смысл — пусть не у нас — но все же была. После того, как первыми же декретами освобожденные от тиранов североафриканские государства ввели многоженство и шариат, такой уверенности уже нет. Едва ли каирские студентки, срывающие голос на площади Тахрир, мечтали о парандже. А воодушевленные их смелым протестом западные либералы — тем более.
Чем наступающее средневековье обернется для всех и для нас в том числе, трудно сказать. Но совершенно очевидно: ничего хорошего не будет. Скорее всего, воинствующий традиционализм и нетерпимость (то же средневековье) придут к нам в еще более неприглядных формах. А те, кто не согласен (будем надеяться, их окажется достаточно), будут в меру сил сопротивляться. Как и в предшествующие века. И будут, наверное, меньше оглядываться на Запад, и меньше в то же время уповать на неповторимость отечественного пути и предназначенья.
Потому что путь теперь все очевиднее у всех один – к тем единственным ценностям, которые после самой страшной последней войны привели человечество к пониманию незыблемости его прав, равных для всех, и равной ответственности тех, кого избрали защищать и соблюдать эти права. Без отступлений и оговорок, разделения на своих и чужих.
Возвращение к основам, другими словами, очищенным от той коррупции, которая извратила смыслы и дела. Перезагрузка, иначе говоря.
Надежда АЖГИХИНА