Почему жестокие убийства, совершаемые сегодня в России, ничуть не отличаются от громкого убийства, случившегося в США более 50 лет назад?
Стоит ли отмечать эту негромкую дату — полвека со дня издания одной из самых жгучих книг современной американской литературы — романа Трумена Капоте «In Cold Blood» (у нас — «Хладнокровное убийство»)? Убеждена: стоит. Этот роман нужно не только читать на досуге обычным читателям, но и тщательно изучать — психологам, криминалистам, педагогам и всем людям, озабоченным состоянием нравственного климата в обществе разных стран. Чтобы, по возможности, научиться предотвращать новые преступления. Чтобы знать, кто легко становится убийцей. Незнание — один из самых жестоких бичей не только нашего, но и любого времени.
Как это было
Воскресным утром 15 ноября 1959 года девочка-школьница подъехала с отцом к дому своей одноклассницы Нэнси Клаттер, стоявшему на территории фермы «Речная долина» в полях недалеко от городка Холкомб, штат Канзас, чтобы потом вместе отправиться на утреннюю службу в методистскую церковь. Но позвонила в дверь, а в ответ — молчание. Девочка вспомнила, что одна из дверей у Клаттеров вообще не запирается, вошла в дом, позвала-позвала, никто не ответил, а в спальню она подняться не решилась; в гараже, между тем, увидела обе машины Клаттеров — значит, все на месте? Отец девочки даже и не подумал зайти в дом, где никогда не бывал: у него ботинки были в грязи выпачканы. Наивные американские мозги и предположить не могли тогда, в 59-м, что случилось что-то страшное. Съездили за близкой подругой Нэнси: может, она что знает. Теперь уже вдвоем девочки поднялись на второй этаж. И закричали…
Полиция приехала немедленно. В доме были обнаружены четыре тела: 16-летняя Нэнси, 15-летний Кенион, их отец Герб Клаттер и мать Бонни. Все были застрелены из охотничьего ружья. У главы семьи — еще и перерезано горло. Добычей того, кто убил, как потом стало известно, стала мелочь — 40 или 50 долларов. Фермер Герб Клаттер хранил деньги в банке и расплачивался чеками.
Преступление и наказание
Через считанные часы в Нью-Йорке 35-летний писатель Трумен Капоте, широко известный тогда в США всего тремя превосходно написанными вещами («Другие голоса, другие комнаты», «Луговая арфа» и «Завтрак у Тиффани»), собираясь долго ехать в метро, купил газету и обнаружил в ней заметку о резне в штате Канзас. Решение поехать, чтобы написать репортаж о расследовании, возникло мгновенно. Капоте позвонил главному редактору журнала «The New-Yorker» и вскоре катил на запад вместе со своей подругой детства Нелли Харпер Ли, только что написавшей роман «Убить пересмешника».
Капоте, разумеется, и не подозревал в те сутки быстрых решений, что жизнь его сделала настолько крутой вираж, что ему, по сути, не суждено будет когда-либо достойно выбраться из него. После публикации «Хладнокровного убийства» он в течение почти двадцати лет не написал ничего значительного, кроме сборника прелестных и жутких рассказов «Музыка для хамелеонов», и скончался в 1984 году от алкоголизма, не дожив месяца до 60-летия.
Поймали убийц (их оказалось двое) довольно скоро, через несколько недель. Присяжные вынесли на суде вердикт «виновны». Преступники Перри Смит и Ричард (Дик) Хикок были осуждены по канзасским законам на смертную казнь через повешение.
Для Капоте начались захватывающие и мучительные для него пять лет работы над романом. Поначалу он не испытывал никаких сомнений и интересовался своими персонажами только как материалом для пишущей машинки — банальный цинизм литератора!.. Более того, откладывание казни в связи с прошениями осужденных, раздумьями чиновников, принимающих решение, психиатрическими экспертизами и т.п. даже слегка раздражало его, поскольку торопил заказчик.
Капоте ждал любого финала, потому что его роман должен был как-то развиться и завершиться. Регулярно ездил в командировки в тюрьму. Однако преступники — пусть никудышные, ужасные, но все-таки живые люди — в отличие от приезжающего и уезжающего писателя жили в своих камерах смертников и несколько лет надеялись на то, что их почти единственный посетитель поможет им найти толкового адвоката, который спасет их от петли. И Капоте, в конце концов, стал чувствовать нечто вроде жалости, сострадания к убийцам. Такого испытания для писателя нарочно не придумаешь… Когда возмездие общества свершилось и врач, далеко не сразу после того, как веревки натянулись под тяжестью тел, зафиксировал остановку сердца у того и у другого повешенного, Капоте, присутствовавший при казни, едва сдержал рыдания; его стало рвать.
Когда я увидела дату приведения приговора в исполнение — 14 апреля 1965 года, мне стало как-то нехорошо: точно на тот день пришлись похороны моего отца. Учитывая разницу во времени между Канзасом и моим родным Саратовом, совпадение двух событий можно высчитать до часа. Мы похоронили папу на Воскресенском кладбище и вернулись домой, в наш частный деревянный дом, чтобы помянуть покойного. У нас в столовой стоял огромный раздвижной стол, но все равно пришлось справлять поминки в две или три очереди — так много пришло народу — и поэтому резать, резать, резать хлеб. В столовой, кроме стола, диванчика, пианино, трюмо и четырех книжных стеллажей, жил в углу старинный, крашенный светлой эмалью буфет с удобным отделением для хлеба с выдвигающейся доской для резки буханок и батонов…
Этот буфет я вспомнила не случайно. Но об этом позже.
Такие разные и похожие
Итак, 50 лет назад читающая Америка накинулась на изданный большим тиражом роман Трумена Капоте «Хладнокровное убийство». Через полтора года публика отправилась в кинотеатры смотреть одноименный фильм режиссера Ричарда Брукса. Трумен Капоте бывал на съемках и был шокирован поразительным сходством актеров Роберта Блейка и Скотта Уилсона с реальными убийцами Перри Смитом и Диком Хикоком соответственно. Съемки проходили в реальных интерьерах усадьбы Клаттеров. Фильм «Хладнокровное убийство» 1967 года, как пишут в Интернете, «современными киноведами расценивается как одна из величайших юридических картин в истории». Потом были сняты еще три киноленты на ту же тему.
О чем же рассказывает роман и четыре фильма?
О социальной зависти — первопричине подавляющего числа бунтов, поджогов, убийств и революций — и полном отсутствии внутренних запретов на прекращение чужой жизни.
Нет, Капоте не дает таких определений — но на то он и художник. Трумен Капоте, сделав 8 тысяч страниц записей по канзасскому делу, отобрал и вновь собрал факты так, что двое убийц предстали перед читателями, словно были их соседями.
Они были очень разные. Ричард (Дик) Хикок — вульгарный молодой мужлан. Дважды женатый, дважды разведенный, есть дети. Родителей, учась в школе, Дик радовал спортивными успехами. Привык быть… хотя бы не последним. Однако чтобы преуспеть в Америке, да и где угодно, уже после школы, нужно уметь трудиться — и, по возможности, головой. Или уж иметь необыкновенные руки мастера. А вот с этим «не срослось». Ловко получалось только воровство. Хикок сел. Вышел. Но незадолго до освобождения кое-что услышал от соседа по камере.
Смит — по-своему трагическая фигура в отличие от простенького Хикока. Капоте пишет о нем так много, что жизнь Перри с ярко-желтой птицей его сновидений, уносящей мечтателя в какие-то благословенные места подальше от грязи и вони обычной жизни, становится символом существования многих полукровок, изгоев, социально незащищенных обитателей дна, которое легко превращает их в истинных подонков.
Перри был сыном ирландца и индианки чероки. В семье было четверо детей. Фло была той матерью, которой можно гордиться. Детям в развитой стране, где у личности — которая умеет над собой работать! — есть немало возможностей попасть в более высоко расположенный слой социальной пирамиды общества, очень важно гордиться родителями. Это одна из составляющих их будущего характера, образа жизни, судьбы. Фло объезжала лошадей. Она выступала в родео. Она танцевала. Она привлекала всеобщее внимание. Дух захватывало у детей от ее красоты, талантов и удачливости. И вдруг все рухнуло. Видимо, отец, обычный работяга, завидуя успехам жены, стал бить ее. По завершении карьеры Фло схватила всех четверых в охапку, уехала, стала влачить полунищенское существование, пить. Из всех детей впоследствии только Бобо стала нормальной: двое покончили с собой, а третий стал знаменитым на весь мир убийцей. К этому моменту Перри уже успел взлелеять в себе презрение к обоим родителям. По вечерам мать приглашала мужчин в свою постель, только не как проститутка, а «так», разве что не отказывалась от ничтожных подарков, и ложилась с ними при одном условии: они должны с ней перед этим потанцевать… Фло умерла позорной смертью, захлебнувшись рвотой после пьянки.
Перри нашел отца, романтика, драчуна и неудачника, но одиночество вдвоем было не по нему; ушел в армию, участвовал в Корейской войне, был отмечен наградой и… стал воровать. Но Капоте вытащил на свет божий и подчеркнул еще одну черту Перри — сильное желание быть не таким, как все: он старался к чему-то стремиться, иметь мечту, правильно выражаться, знать много слов и даже записывал «правильные» (порой книжные) слова в словарик. В мечте Перри Смит видел себя известным певцом: огромный, полный зрителей зал, вечер, свет рампы, дым, гитара. А достались ему ночь, свет фонарика, нож и ружье.
Пожалуй, никто до Капоте — кроме, конечно, Достоевского — не препарировал так тщательно психологию людей-нелюдей, которые по своей воле решились пресечь чужую жизнь. Кстати, вот еще совпадение: книга Трумена Капоте «Хладнокровное убийство» вышла ровно через 100 лет после романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
Инструкции для убийц?
Преступники были пойманы, что скрывать, не по причине доблести и сообразительности полиции и следователей, а благодаря деньгам — тысяче долларов награды, которая была обещана одной газетой (и выплачена впоследствии) тому, кто наведет на след. Такой субъект нашелся. Но шум, произведенный романом Капоте и фильмом, их воздействие на атмосферу в обществе произвели благотворное влияние на американские правоохранительные органы. Те избавились от рудиментов благодушия, стали жестче.
Нельзя, тем не менее, сказать, что преступлений в США и во всем мире стало меньше. Наоборот, новое поколение писателей и кинорежиссеров, куда менее совестливое, чем Трумен Капоте и Ричард Брукс, перестало обращать какое-либо внимание на то, как воздействуют безжалостные книги, а особенно кровавые фильмы и компьютерные игры на желания и поступки незамысловатых по интеллекту читателей и зрителей. А они воздействуют чрезвычайно и, главное, непосредственно: увидел на экране — и вскоре убил или изнасиловал в действительности. Многие воспитанные мальчики и девочки солидного возраста мне возразят, безусловно, но они жизни не знают, уверяю вас.
Как многим журналистам, мне приходилось ездить в командировки и по криминальным темам. Две, на исходе ХХ века, запомнились особенно. В Смоленской области примерный по поведению подросток из каких-то своих надуманных соображений убил мать. В Пензенской области банда из двух подростков и предводительницы — 18-летней «плечевой» проститутки, которая обслуживала клиентов-дальнобойщиков на протяжении «плеча», расстояния между крупными пунктами на автотрассе, убила двух молодых девушек праздничным вечером 8 марта из-за красивых шубок: первую — кирпичом, то есть «милосердно», а вторую… писать ли? Вторую два парня изнасиловали сухим суком дерева, достав им девочке до печени. Я побывала в КПЗ у смоленского подростка и в тюрьме у пензенской банды. На вопрос о любимых развлечениях все четверо по одному, не сговариваясь, ответили, что любят фильмы-ужастики, где много крови.
Видимо, эти зрелища высвобождают инстинкты, и не обремененным сантиментами зрителям становится легко и приятно повторить кровавый сюжет.
За тысячи км от Канзаса
…И вот вдруг еще одно странное и страшное совпадение. Ровно те же полвека назад, когда читающая Америка ужасалась описанию того, что случилось в Канзасе, одна женщина в алтайском селе, за половину окружности земного шара от Холкомба убедилась, что ей предстоит стать матерью. Поздней осенью 1966 года у нее родился мальчик, которого, где положено, записали как нового советского гражданина: Гошт Андрей Вильгельмович. Этот человек родился, чтобы прожить интересную и сложную жизнь офицера милиции и полиции, а в конце своей недлинной жизни претерпеть, к несчастью, немыслимые муки жертвы, понимающей, что ей нет спасения. Этой осенью полковнику полиции Гошту исполнилось бы — но не исполнится никогда — 50 лет. Фамилию его теперь знает вся Россия. Это его самого и его семью, включая стариков — отца и мать, а всего — шесть человек, забили железяками 24 апреля с.г. под Сызранью некие нелюди, добычей которых стали такие же «никакие», как в случае с Клаттерами, деньги, которых хватит, чтобы разве что поужинать в придорожном кафе. Кровавый «сюжет» — точно такой же, что и в «Хладнокровном убийстве» Трумена Капоте.
Ровно через две недели, в такое же весеннее воскресенье, только в другом месте России, в Подмосковье, столь же хладнокровно и жестоко, но еще более бессмысленно некий житель Егорьевска, вроде бы нормальный парень (владелец зарегистрированного охотничьего ружья как-никак!) с раздутой донельзя самооценкой, в упор, легко и быстро — ровно за 15 секунд, расстрелял пятерых байкеров, которые его якобы обидели. Одна из двух свидетельниц сначала увидела светящееся красное пятнышко на груди у первой жертвы и не поняла, что так выглядит точка от лазерного прицела, а потом услышала выстрел.
Почему ничто не останавливает их перед убийством?
Дик Хикок, организатор убийства Клаттеров, тупо боялся свидетелей на предполагаемом суде о попытке грабежа, а смертной казни себе за убийство — нет, не боялся: был уверен, что улизнет. Перри Смит ближе к убийце-философу из романа Достоевского «Преступление и наказание». Он говорил Трумену Капоте: «…не в Клаттерах дело. Они мне ничего худого не сделали, не то, что другие. Те, кто поломал мне всю жизнь. Может быть, Клаттерам просто суждено было расплатиться за всех остальных… Жалею ли я о содеянном? Если ты это имеешь в виду — то нет».
Расплата. Месть. Расчет за не погашенную собственным успехом разъедающую черную зависть к преуспевающим, да и просто нормальным людям, а по сути, — за собственную бесталанность и неумение плавать в житейском море, не захлебываясь.
Чем помочь людям, не умеющим «сделать себя»? Социализмом? Равенством для всех? Было. Кровавых преступлений в брежневские времена «развитого социализма» фиксировалось, действительно, меньше. Но строй, рассчитанный на отвращение решительно всех человеческих особей к предпринимательству как таковому и денежному успеху, погиб, и что нам делать в новой реальности? Существует научная теория о том, что десять процентов населения Земли генетически нацелена на агрессию и убийство. Если принять во внимание еще и это, общество не может сидеть сложа руки.
А миграция? Даже в России, где смешение культур давно стало привычным, поведение новоприбывших иммигрантов становится опасным. В Европе, похоже, только неприятные события в Кёльне пробудили ту часть общества, которая пребывала в эйфории творения блага для афро-азиатских братьев. Но мало кто понимает, что едва ли не все эти «братья» — завидуют.
Это прекрасно, что мы спасаем памятники и русский язык, защищаем природу и законность. Но надо, знаете ли, знатокам нравов и права крепко задуматься над тем, как защитить от смерти в мирное время отдельные человеческие жизни.
Старинный буфет
Да, я ведь обещала закончить рассказ о буфете.
Меня всегда, как только я услышала о хладнокровном убийстве американской семьи, волновал вопрос дальнейшей судьбы их усадьбы. Неужели кто-то может жить в ней после той трагедии? И вот недавно как обухом по голове ударило.
Тот дом на рабочей окраине Саратова мои будущие мама (военврач) и папа, оба офицеры, вернувшиеся с фронта, купили на сохраненные бабушкой денежные средства двух офицерских «аттестатов». Видимо, привлекла небольшая цена за добротное строение. Подростком я узнала, что во время войны в доме произошло убийство двух стариков из-за денег. Бандитов поймали и расстреляли. Наводчиком и «голосом» банды, на который старики открыли ночью дверь, оказался сосед, почти мальчишка, который был осужден на 25 лет, и уж не знаю, дождалась ли его из колонии мать, высокая мрачная баба Дуня. Я всячески отгоняла от себя ужасную информацию, уверяла себя, что все произошло во дворе или вообще не произошло, и это по молодости удавалось.
Но недавно я вновь съездила на родину, побывала в гостях у двух сестер, подруг моего детства Елены и Ольги. Они проводили меня потом до автобуса. По дороге заговорили о моем доме, который цел до сих пор. Вспомнили то давнее преступление, и сестры сказали, что жертв было не двое, как я думала, а трое: еще и 30-летняя дочь стариков, которые, может, и стариками-то не были, а так, «в возрасте».
— А ты помнишь буфет в вашей столовой? — спросила Оля.
— Еще бы. До сих пор жалею, что мы его не взяли сначала в Самару, а потом в Москву. Тяжелый был.
Ольга искоса взглянула на меня.
— Ты знаешь, Таня, я как-то заговорила о буфете с твоей бабушкой: «Теть Соня, — говорю, — какой красивый и удобный буфет-то у вас. Всегда любуюсь». А она: «Оля, если бы ты знала, как долго я его оттирала от крови».
Этот буфет стоял в комнате, где мама играла мне по вечерам вальсы Шопена.
Татьяна КОРСАКОВА
NB!
ОБ АВТОРЕ. Корсакова Татьяна Александровна окончила факультет журналистики МГУ. С декабря 1974 года по декабрь 1999 года работала в «Комсомольской правде» собственным корреспондентом, заведующей студенческим отделом, специальным корреспондентом, затем редактором отдела писем и спецкором в газете «Трибуна», заместителем главного редактора в ежемесячном «Практическом журнале для учителя и администрации школы» (2002–2014). Лауреат премии Союза журналистов Москвы, обладатель высшей награды Союза журналистов России — Почетного знака «За заслуги перед журналистским сообществом» (2011).
