…или Чем закончилась «прогулка» будущего собкора «НВ» Валентины АКУЛЕНКО в глухую тайгу 31 декабря 1972 года.
В тот день в редакцию дивногорской газеты, куда я (вверху) только что распределилась после журфака, заглянул спортивного вида парень (внизу). Я слышала о нем и раньше: скалолаз, работал на строительстве Красноярской ГЭС. Он тоже, оказывается, прознал про юную журналистку из Питера.
Мы поговорили, он ушел, но вдруг вернулся и предложил прогуляться в тайгу по лыжной трассе накануне нового, 1973 года. Я, хоть и растерялась, но согласилась: «А почему бы и нет? Может, заметку после об этой необычной прогулке напишу?».
И вот в легкий морозец утром 31 декабря мы отправились на лыжах по тропе. Шли не спеша. Вспоминали забавные случаи из студенческой жизни. Сначала нас обгоняли другие лыжники. Но довольно скоро (так мне показалось) уступать лыжню уже никому не пришлось. Тишина стояла такая, что слышно было, как плюхается снег с высоких разлапистых елей.
Мы так увлеклись своим знакомством, что не заметили, как сбились с лыжной трассы. Вышли на одну из охотничьих троп. Мой спутник решил, что догоним охотников по свежей еще лыжне. Ускорили шаг. Я быстро выбилась из сил. А когда стало ясно, что охотников (если это были они) нам не догнать, Стас заметил: «Может, оно и к лучшему».
«Почему к лучшему?» — вспомнилось, как редакционный поэт в одном из разговоров «за здешнюю жизнь» обмолвился, что в тайге куда опаснее может быть встреча с человеком, чем со зверем.
Темнело быстро. Стало ясно, что новогоднюю ночь нам придется провести не так романтично, как задумывал ее мой спутник.
Для ночлега и костра Стас выбрал крошечную полянку, среди высоченных елей. Из своего объемистого рюкзака он достал взятые для новогоднего «застолья» плащ-палатку, теплые носки, спички, бутерброды, апельсины, большую (не пустую, конечно) фляжку, котелок …
Собрали охапку сухих веток. Стас быстро и умело развел костер, поставил на огонь полный котелок нетронутого снега. Пили чай, а когда часы на руке Стаса показали полночь, пригубили что-то крепкое из фляжки. Оба старались шутить. Мороз усиливался.
Спать устроились в палатке.
Утром в двух шагах от нашей ночлежки Стас увидел разлапистые свежие следы. Он сказал, что это следы росомахи.
— А ты видел росомаху?
Вместо ответа, Стас присел на корточки, притянул меня к себе и сказал:
— Следы росомахи узнать легко. Видишь, они похожи на ладонь человека, но с острыми когтями? Говорят, это самый осторожный зверь в тайге. Ее даже не всякий охотник встречал. И мало кому удавалось поймать.
Мороз тем временем крепчал, а мой спутник становился все задумчивее и заботливее. Весь запас теплой одежды — шерстяной свитер и носки — он отдал мне. Сам же, чтобы «размяться и согреться», полез на высокую ель. Обзор окрестностей, видимо, его не утешил.
Прошло еще немало времени. Я отошла недалеко, чтобы поискать сухих веток. И вдруг услышала голоса. Неужели?.
Бросила собранный сушняк и, проваливаясь по пояс в снегу, поспешила к Стасу. Рядом с ним я увидела невысокого пожилого человека, по всему было видно, что он охотник или лесник.
Когда я подошла, запыхавшаяся, с сумасшедшими от радости глазами, человек сказал: «Ну, ребята! Считайте, что в рубашке родились! Я только через пару дней собирался капканы проверить. А сегодня меня что-то с места выдернуло».
До ближайшего поселка оказалось километров пять. Мы и не заметили, как их прошли.
Та новогодняя ночь решила многое в наших жизнях. Вскоре мы со Стасом поженились. И как бы дальше все ни складывалось, та ночь в тайге, когда мы сидели у костерка обнявшись, не зная еще своей участи, отпечаталась на наших жизнях нежнее и глубже, чем следы той осторожной, неуловимой росомахи на таежном снегу у нашей палатки.
Валентина АКУЛЕНКО
собкор «НВ»
ПЕТРОЗАВОДСК
