Кажется, он так и не смирился с тем, что произошло

О времени надежд, перестройщиках и перестраховщиках 80-х вспоминает Владимир СНЕГИРЕВ, возглавлявший в те годы первый советский таблоид — газету «Собеседник».

 

Меня назначили редактором «Собеседника» в то счастливое и странное время, которое позже назовут «перестройкой». К власти пришел Горбачев. Подули свежие ветры. Жизнь наполнилась какими-то светлыми надеждами, все время что-то происходило и внутри и вокруг страны. Работать стало интересно, азартно. В «Собеседник» потянулись молодые талантливые ребята.

Экспериментировали бесконечно. Придумали новый стиль обложки — наша первая страница должна была выглядеть как плакат — броский, яркий, вызывающий желание немедля взять в руки газету и прочесть ее. Убрали со страниц всякого рода «жвачку», скуку. Все должно читаться, трогать за сердце, вызывать споры, заставлять думать.

Нет, мы еще не подвергали сомнению основы своей жизни, но хотели коренным образом изменить ее. Мы как бы сразу заявили себя печатным органом перестройки, ярыми союзниками тех перемен, которые провозглашал Горбачев.

Социализм по-прежнему казался вечным, а Советский Союз нерушимым. Но уже не казались неизбежными вранье, демагогия, вся та пустая трескотня, которой прежде были наполнены наши газеты.

Счастливое и странное время. Мы поверили в необратимость перемен, осмелели, стали разрабатывать новые, абсолютно запретные прежде темы, искать новые формы.

Однажды я подъезжаю утром к редакции и вижу такую картину: прямо посреди нашей широкой улицы, напротив редакционного подъезда, стоят столы с телефонами, а за столами сидят молодые люди. Их со всех сторон обтекает поток машин. Пялятся из машин удивленные водители. Что за чертовщина? А это наши сотрудники так себя самовыражают. Володя Яковлев (будущий учредитель и владелец «Коммерсанта»), Дима Сабов (ныне зам главного в «Огоньке»), Костя Михайлов, Андрей Васильев, Дима Быков (который теперь классик литературы)… Это они так показывают Москве, что «Собеседник» находится в гуще жизни, что редакция неотрывна от народа.

А почему я сказал, что время «странное»? Потому что мы-то поверили в перестройку и рванули со страшной силой вперед, но только над нами все еще оставались два ЦК — комсомольский и партийный, а также 5-е (идеологическое) управление КГБ, цензура и еще целый ряд «директивных» ведомств. И все наши острые статьи, необычные обложки, шумные акции и другие «хулиганские выходки» немедленно получали там «должную» оценку. Обычно меня вызывали «на ковер» и жестко прорабатывали: «Не сметь чернить наше прошлое. Мы не позволим вам предать идеалы социализма».

Даже секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев, которого вскоре назовут «архитектором перестройки», не упускал возможности вытереть об нас ноги. На одном из совещаний главных редакторов он долго упрекал «Собеседник» за публикации, которые ставили под сомнение эффективность колхозов. На другом совещании вдруг набросился на меня за то, что газета часто критикует формализм в комсомоле.

А может, мы и правда, слишком рано поверили тогда в перемены, слишком поторопились увидеть будущее?

Больно били. Однажды мы опубликовали беседу с видным экономистом, будущим ближайшим соратником Горбачева академиком С. Шаталиным. Речь шла об экономической реформе. И вот раздается у меня вкрадчивый телефонный звонок — а «вертушка» звонила так, что ее всегда можно было отличить, негромко, солидно. И куратор со Старой площади говорит:

— Ты бы зашел как-нибудь побеседовать.

— Ладно, — отвечаю я, не почувствовав подвоха. — Обязательно как-нибудь зайду, если вопрос не срочный. Или давайте прямо сейчас по телефону поговорим.

— Э, нет, — отвечает он уже потверже. — Приезжай сегодня, сейчас. Пятый подъезд. Пропуск уже заказан.

Приезжаю. Вхожу. Сидит насупленный. Перед ним номер газеты с тем интервью, причем вся страница густо подчеркнута цветными карандашами. По всему видно, что читали этот текст в разных кабинетах и очень внимательно.

— Это что? — смотрит он строго поверх очков.

— Это? Это интервью с известным ученым. Членом КПСС. Академиком.

Тогда он вдавливает очки в нос и вслух зачитывает жирно подчеркнутую фразу. Он читает ее медленно и с такой убийственной интонацией, что я, по-видимому, услышав все это, должен упасть в глубокий обморок. Или наложить в штаны.

«Мы привыкли, — читает он, — к такой модели нашего социализма, которая в основном, даже в целом, была создана при Сталине…» — Куратор поднимает глаза и опять поверх очков смотрит на меня, будто проверяет, жив ли я еще. Еще жив. Тогда он продолжает: — «…Социализма недемократичного, экономически неэффективного, чрезмерно централизованного, догматичного». Он отшвыривает газету и теперь уже с неприкрытой яростью смотрит на меня:

— Ну, что? Вы читали это, подписывая номер в свет?

Он в упор смотрит на меня. Я — на него, стараясь свой взгляд сделать максимально доброжелательным. Вдруг все обойдется? Но куратора уже понесло:

— Вы против социализма? Против идеалов? Против коллективизации? Может, вы вообще против, а?

Ого! Вот куда его понесло. «Вообще против» — это он мне уже что-то серьезное шьет.

Зачем-то он хватает трубку одного из множества телефонов. Зачем? Уж не в психушку ли он собрался звонить? Вот так это было в 37-м, думаю я. Поднимал подобный куратор телефонную трубку, входили в кабинет люди, и редактор оказывался на Колыме. Но сейчас не 37-й. Интересно, куда же он позвонит?

— Да я сейчас, знаешь, что с тобой сделаю! — Он снова переходит на «ты». — Да ты сейчас отсюда без партбилета выйдешь.

Дрожащими руками он пытается набрать какой-то номер, потом швыряет трубку на рычаг. А я окончательно успокаиваюсь. Мне даже становится интересно, как он выпутается из щекотливой ситуации?

Время этих людей уходило, но они — битые, опытные, закаленные в аппаратных интригах, — еще лихорадочно цеплялись за старое, еще делали вид, что главнее их никого нет.

Начинался период большой ломки.

Спустя несколько лет, уже в новые рыночные времена, я встретил бывшего куратора — он торговал книгами в подъезде нашей редакции. Мы сдержанно поздоровались. Я не держал на него зла. А в его взгляде прочел вопрос: как же так? Ну, отчего же все это рухнуло?

Кажется, он так и не смирился с тем, что произошло.

 

Владимир СНЕГИРЕВ

 

NB!

 

ОТ РЕДАКЦИИ. Перепечатывая заметки известного журналиста и писателя Владимира Снегирева, редакция «НВ» тем самым дает понять как новым, так и старым читателям, что рубрика «Фейсбучные истины», открытая еженедельником в марте прошлого года, будет продолжена и в 2018 году. Под ней, как и прежде, редакция намерена публиковать наиболее интересные, вызывающие споры и дискуссии, посты из этой популярной социальной сети, дабы сделать их достоянием как можно большего числа жителей страны.

 

Кажется, он так и не смирился с тем, что произошло

Похожие статьи

Оставьте коментарий

Send this to a friend