Как мы «ушли в монастырь» и какими из него вышли
(Продолжение. Начало — в 11-м номере «НВ»)
Безгрешен только Бог!
Я долго думал, писать об этом таинстве, или тайной же случившееся священнодействие и оставить. Как вы, наверно, уже догадались, я выбрал первый вариант.
Но о какой тайне пойдет речь? О тайне исповеди.
Для кого-то, как, например, для моей жены, этот церковный ритуал, возможно, не представляет никакой сложности и не вызывает мук, какие вызвал у меня — мук совести. Это ж надо, во-первых, признаваться в деяниях, которые до сего дня ты держал в строжайшем секрете, и никто при всем желании выбить их из тебя не мог — разве что каленым железом. Во-вторых, исповедоваться в грехах придется совершенно незнакомому человеку, пусть и облеченному, как утверждает Церковь, полномочиями от самого Бога, то есть священнику. И, в-третьих, судорожно думать, какие из совершенных деяний считать грехами, а какие — нет, и при этом тасовать их, словно карты, по колодам, продолжая недоумевать — настоящие ли это грехи или детские шалости?
Раньше, когда жена собиралась в церковь, чтобы в очередной раз исповедоваться, я не переставал удивляться: и какие грехи могут быть у моей половинки, святой во всех отношениях женщины!? Ладно уж — мы, мужики: и грубоваты порой бываем, и приврать можем, и приударить за кем-то горазды…
— Безгрешен только Бог! — развеяла мои сомнения мать Марионилла, заместитель настоятельницы Дивеевского монастыря, когда я поделился с ней своими размышлениями.
А жена, когда мы отошли в сторонку, добавила назидательно:
— Исповедь — это ведь не столько простое перечисление грехов, сколько Таинство покаяния. Слушая о прегрешениях, священник становится их единственным и непосредственным свидетелем и, являясь посредником между человеком и Богом, просит Всевышнего умалить все его неблаговидные поступки, от чего грешнику становится легче жить… Я так понимаю.
Ну вот тебе… Неблаговидные поступки тоже считаются грехами?
Однажды я настоял на том, чтобы жена назвала хотя бы один из своих грехов, в которых каялась на исповеди. В противном случае, я пообещал никогда в жизни не переступать порог церкви и, тем более, не исповедоваться и не причащаться, о чем она настоятельно меня просила на протяжении многих лет. И это сработало.
— Как-то раз я чрезмерно повысила голос на ребенка, — раскрыла, наконец, один из своих «страшных» грехов моя Надежда, работающая музыкальным руководителем в детском саду (в дошкольных учреждениях, действительно, очень строгие правила). И я мысленно взмолился: Господи, даже на то, чтобы хотя бы перечислить подобные грехи священнику, мне и недели не хватит.
По Интернету, знаю, гуляет некий список грехов, заучив который можно, якобы, смело отправляться замаливать их в церковь. На самом деле, не существует никакого списка, кроме разве что десяти библейских заповедей, известных, поди, каждому из нас чуть не с детства: не убивай, не прелюбодействуй, не кради и так далее. Как я понял из личного опыта, человек сам должен определить за что и перед кем просить прощения, за какие такие грехи каяться. Смею вас уверить, священник, являющийся прежде всего опытным психологом, быстро вычислит, с каким сердцем вы к нему пришли и насколько искренни перед Богом.
Знаю, опять же, по себе: желание умалить грехи, попросить прощения за совершенные когда-то (а не только сегодня) нелицеприятные поступки (назову их по-светски так) приходит с возрастом. Чем больше я «наматывал» лет, тем теплее, что ли (как в той детской игре) становилось предложение жены изведать тайну причастия и, стало быть, тайну исповеди, ибо только исповедавшись, ты получаешь разрешение причаститься к чаше (потиру), из которой священник с помощью маленькой ложечки — лжицы — зачерпнет капельку жидкой кашицы из хлеба и вина (на церковном языке это частицы Тела и Крови Христа) и положит тебе в рот.
А еще накануне этого священного обряда надо будет несколько дней поститься, принять участие в вечерней службе, прочитать три Канона и Последование ко Святому Причастию в молитвослове. Литература сложная для восприятия, особенно, если до этого вы не читали хотя бы Евангелие. Поэтому, согласившись на незнакомую мне процедуру, я попросил жену прочитать все это вслух, пока мы будем добираться до Дивеевского монастыря.
Так и поступили: я вел машину, она читала.
И вот, выстояв длинную очередь к священнику, протягиваю ему бумажку с выписанными в столбик грехами — так мне посоветовала жена. Вообще, этот ритуал напомнил мне экзамен в вузе. Я и чувствовал себя на нем, как на экзамене, что, видимо, не могло ускользнуть мимо прозорливого батюшки. Он поинтересовался, читал ли я накануне каноны и какие именно. Я начал дрожащим голосом что-то мямлить, извиняться, сетовать на то, что это мой первый опыт и т.д. и т.п., всем своим нутром понимая, что делаю что-то не так. А уж священник наверняка читал меня насквозь, а прочитав, вынес свой вердикт: «Вы еще не готовы к этому таинству». И порекомендовал по нескольку раз перечитать все Каноны.
Я выходил из толпы верующих грустный и подавленный. И только сутки спустя, самостоятельно перечитав молитвослов, понял, что на исповедь следует идти не как на экзамен, а как на голгофу, то есть с готовностью принять на себя самые тяжелые испытания. Что-то во мне явно произошло, что-то где-то замкнуло, просветлело… Можно до бесконечности перечислять эти «что-то», но на следующее утро, получив благословение от самой матушки Мариониллы, я подошел к священнику совсем другим человеком. Бросив взгляд на протянутую бумажку, он смерил меня с ног до головы и, ничего не спросив, разорвал мои грехи в самом прямом смысле. Потом, накинув на голову епитрахиль, прочитал так называемую разрешительную молитву — теперь я мог причаститься.
Узнав о случившемся, мать Марионилла поспешила меня поздравить. И я мысленно согласился с тем фактом, что это, действительно, праздник. Я почувствовал некую легкость на душе, очищение. Испытал тот самый катарсис, выведенный моим далеким предком Аристотелем.
Хотя понятно, что, исповедовавшись в грехах, ты не остаешься безгрешным. Главное, что ты в раскаялся в содеянном. И попросил прощения у обиженных тобой. Не только живущих, но и умерших — в надежде, что и они тебя простят. Носить в себе накопленные грехи во сто раз тяжелее — я осознал это только после исповеди и причастия. Теперь — окончательно и бесповоротно.
Леонид АРИХ
спецкор «НВ»
(Окончание следует)