Он был настоящий мачо — высокий, красивый, ироничный, говорящий быстро, страстно, взахлёб.
Мы познакомились в феврале 1991 года, когда был создан Всероссийский экологический еженедельник «Спасение». Держали неплохой тираж. Я там был главредом, и, помнится, все мы вместе рейтинговым тайным голосованием даже название выбирали.
Бекетов был мачо — высокий, красивый, ироничный, говорящий быстро, страстно, взахлёб. Всё на нём сидело ладно, даже обычная шляпа, чуть сбитая набок. Он ездил в командировки, отписывался. Талантливый, свободный, взрывающийся. Мы ссорились, мирились. Иногда в соседних номерах публиковались статьи с прямо противоположными точками зрения: первая — его, вторая — моя.
В те золотые для СМИ годы сама мысль о внутренней цензуре в головы наши не приходила. И мы боролись со злом, как умели, убеждённые, что ненаказанное зло размножается.
Помню, в Домжуре Миша схлестнулся с одним взяточником из Минпечати, назвал вещи своими именами и дал ему пощёчину. Из министерства звонили, чем-то угрожали, чего-то требовали. Я пообещал чиновникам описать историю подробно. Им справедливости расхотелось.
Михаил — «заложник чести». За плечами опыт десантника. На Бородинском поле участвовал в военно-патриотических играх. Армию любил и считал, что там-то и должна произрастать честь отечества. В прежние времена точно был бы дуэлянтом, но сегодня честным дуэлям предпочитают бейсбольные биты…
Эпопею с Химкинским лесом начал он. Предполагавшаяся вырубка дубравы, которую 300 лет назад насадили меценаты, возмутила его, а за ним — и общество. Тут одна дама написала в «Комсомолке», что, мол Миша был никаким не журналистом, а пиарщиком прежнего (до Стрельченко) главы администрации. Чушь. Ещё до «Спасения» Михаил работал в «Народной газете», после — в «Парламентской» и «Звезде». Потом редактировал районную газету и знал насквозь проблемы Химок.
Несколько лет назад он заезжал ко мне в редакцию «Журналиста» посоветоваться. Я пошёл провожать, сели в его машину и продолжили разговор. Он жаловался на коррумпированность мира, спрашивал (как всегда страстно) — неужели ради этого мы защищали Белый дом в августе 1991 года? Я спросил: ну, тебе-то чего жаловаться? Машина большая, дом есть не маленький. Ты — малый крепкий, весёлый и удачливый, даже в неудачах.
— Удачливый? — он достал травматический пистолет. — Удачливые не носят с собой оружия. Рано или поздно меня достанут.
— Пользовался этой игрушкой?
— Пока нет…
Он так ею и не воспользовался.
***
В дни, когда шли митинги протеста против переноса в Эстонии «Бронзового солдата» из центра города на мемориальное кладбище, в Химках, на Ленинградке, бульдозеры сравняли с землёй могилы красноармейцев, среди которых был и Герой Советского Союза. Бекетову позвонил читатель, Михаил не поверил, выехал на место, увидел разрушенные надгробья, бульдозеры (этот санкционированный вандализм продолжался дня три), заснял происходящее и сделал несколько публикаций. Тогда (не впервые) пошли угрозы. А ночью взорвали его автомобиль. Тот самый, в котором мы до этого сидели и разговаривали. Битами забили собаку, которую он приютил…
***
Когда битами достали самого Михаила, я поставил свечку о его здравии. Журналист, боец стал безголосым инвалидом. Его пытались лечить в России и за рубежом. Увы… Теперь вот свеча заупокойная…
В прошлом году, до выборов, Владимир Путин вручил Михаилу правительственную премию и пообещал приложить все силы к скорейшему расследованию дела.
Видимо, сил не хватило.
Не хватило и Мише сил жить дальше.
С ним попрощались Химки. А в Домжуре с ним попрощались коллеги. Миша пополнил наш профессиональный мартиролог (более 350 журналистов погибли в России). Большинство заказчиков и убийц — не найдены.
Виталий ЧЕЛЫШЕВ, секретарь СЖ РФ, обозреватель журнала «Журналист»
