Легендарный фотомастер Леонид ЛАЗАРЕВ вспоминает лишь одну из многочисленных встреч с великими людьми ХХ века.
Несмотря на солидный, как говорят в таких случаях, возраст (на днях Леониду Николаевичу стукнуло 79 лет), известный российский фотохудожник полон сил и творческих планов. В их числе — издание книги-альбома «Портреты из прошлого», о диапазоне которого говорит галерея представленных в нем имен: Гагарин и Окуджава, Моисеев и Плисецкая, Симонов и Шостакович, Евтушенко и Вознесенский… Причем, каждый фотопортрет Лазарев «сопровождает» собственными воспоминаниями, в каких именно обстоятельствах создавался тот или иной образ. Прочитайте, как Леонид Николаевич фотографировал Самуила Маршака, и вы убедитесь, что он не только классный фотохудожник, но и прекрасный рассказчик.
Когда в 1964 г. я переступил порог только что созданного журнала «Кругозор», мои первым заданием стала съемка поэта Самуила Яковлевича Маршака.
Главный редактор, поручая мне это задание, сказал:
— Маршак — значимая фигура. Нужен кадр на разворот журнала. Крупно. Постарайся.
Для меня имя Маршака, проникшего во все мои поры через учебники, радио, воспринималось человеком из бронзы. Большая ответственность бременем ложилась на мои плечи.
Входим к моему герою и оказываемся в комнате, с большим количеством мебели, мелких предметов, штор. На диване сидит небольшого масштаба человек, с деформацией плеч — правое выше левого, с немного безразличным усталым взглядом, отрешенно смотрит перед собой и ждет. Физическая слабость чувствовалась в нем. Сзади него мелькнули два стальных кислородных баллона. Женщина, открывшая дверь, сказала, что у нас буквально двадцать минут, не больше. Он плохо себя чувствует, и его надо уважить.
У меня в руках камера с черно-белой пленкой, небольшой набор оптики, без вспышки, без добавочного источника света. Будучи профессионалом со стажем, съемку со вспышкой я воспринимал отрицательно. Пока мои коллеги записывают интервью, «прицеливаюсь» к снимку: то подойду поближе, то отойду, захожу то слева, то справа, осматриваюсь. Почти темнота, а поэта нельзя двигать, пересаживать.
Как создать рисунок света на лице? Как спасти ситуацию? Я невольно представил разговор с главным редактором. Уши начинали краснеть. Что делать? Горло пересохло от волнения и безвыходности. Пытаюсь взять себя в руки…
Выхожу в коридор и обращаюсь к женщине, встретившей нас:
— Можно ли сдвинуть занавески на окнах?
— Да, пожалуйста. Но только не надолго. Ему тяжело воспринимать яркий свет.
Тем временем я отдергиваю правую штору для того чтобы левая часть лица осветилась, отодвигаю еще одну. Теперь хоть можно рассмотреть моего героя. Включаю верхний свет. Но толку мало, получается рыхлое, вялое, неконтрастное, не фактурное изображение.
Я снова обращаюсь к хозяйке дома и спрашиваю, нет ли настольной лампы?
— Есть, — отвечает. — Сейчас принесу.
Она протягивает мне стандартную пластмассовую лампу, которая может изгибаться. Включаю. Она на довольно приличном расстоянии от моего героя, свет от нее почти не чувствуется. Что же делать?
Я еще раз обращаюсь к женщине опекающей больного поэта:
— Может, у соседей есть настольные, переносные лампы?
— Подождите, я сейчас.
Слышу за дверью короткий разговор с соседями. Появляются две лампы. Одна похожая на ту, что была, другая с розовым абажуром. Последний я тут же, без спроса, снимаю. Ставлю эти лампы слева и справа. Свет приобрел жесткость и стал читаем, как источник. Такое освещение не годится, как и съемка лобовой вспышкой. Это непрофессионально. Надо создавать живой рисунок живого человека. Обращаюсь к коллегам:
— Подержите, пожалуйста, лампу и вот эту простынку. С одной стороны я направляю источник света на простыню, тем самым создавая мягкий свет, а с другой настольная лампа осветила верхнюю часть головы. Я немножко поправляю. Мне нравится поставленный рисунок.Герой терпит нас. Я вижу — силы его тают. Надо найти способ помочь ему проявиться. Для любого художника самое важное — его творчество. Надо ему напомнить о нем.
Я уже выстроил кадр с динамичной диагональю ассиметричных плеч и рубашкой со складками — эти детали становятся необходимыми атрибутами. Высокий морщинистый лоб, причесанные волосы говорят о том, что человек готов жить и работать дальше. Но как оживить моего героя? Нужна искра!
Проходит несколько томительных минут. Съемка начинает заваливаться. Я слышу вопросы моих коллег…
В голове сами собой появились строки, написанные сидящим передо мной человеком. Делаю жест коллегам. Начинаю декламировать: «Дама сдавала в багаж…»
При первых же словах глаза его вспыхнули и метнулись в мою сторону. Мгновенная реакция с моей стороны. Мелькнула мысль «снято». Я стал пятиться назад, опустив камеру, всем своим видом демонстрируя — съемка окончена. Еще некоторое время журналисты атаковали нашего героя. Он отвечал медленно. Говорил, что слово «Кругозор» удачное для названия журнала, что он желает ему творческого успеха, что все замечательно, и он очень рад, что появился такой коллектив.
Нет, нельзя быть таким самоуверенным, надо продублировать ситуацию. Теперь стоял вопрос — как выявить глаза, как их открыть, как заставить еще раз посмотреть на меня? Повторяю тот же ход. Читаю выдержку из английской песенки в переводе Маршака.
Он почти улыбнулся, взглянув на меня. Я опять успеваю сжать мою волшебную машинку времени.
— Ваше время истекло! — прозвучал женский голос.
…Результат своей работы я увидел уже в фотолаборатории редакции. Оказалось много невыразительных кадров. Рыхлые, с деформацией. И только кадры, которые были подготовлены в почти безвыходной ситуации, оказались идеальным решением. Взгляд маэстро был собран, внимателен. Очки с сильными минусовыми линзами делали его пристальным. Я посчитал свою задачу выполненной. Кадр был опубликован, пополнив мой золотой фонд.
Леонид ЛАЗАРЕВ
NB!
ИЗ ДОСЬЕ «НВ». Леонид Николаевич Лазарев родился в Москве. В 1962 году вошел в число лучших фотографов мира. Лауреат многих всесоюзных фотовыставок. В апреле 2011 года состоялась персональная фотовыставка Леонида Лазарева в конгрессе США, а весной текущего года прошла его выставка и в Колумбийском университете. Фотоработы мастера хранятся в Третьяковской галерее, он автор двух альбомов — «Избранное» и «Москва. Ожидание будущего».
