Чувство национального превосходства — самое последнее, что может предложить на ярмарке уничтожения личности агрессивная пропаганда.
Прежде чем рассказать эту современную историю, мне придется вернуться к концу 80-х годов прошлого столетия, когда в редакцию одной из газет Караганды, где я тогда работала, пришли две милейшие и очень немолодые дамы в скромных штапельных платьицах с безукоризненно белыми воротничками.
Это были вдова расстрелянного в 1937 году торгового представителя СССР в Китае, отбывшая срок в Карлаге — 10 как ЧСИР (член семьи изменника Родины. — Ред.), и ее подруга по заключению, прибалтийская еврейка Ф. В 1939 году, после «секретного» и позорного пакта Молотова-Риббентропа, она вознамерилась побывать в гостях у брата в СССР, и не где-нибудь, а в далеком сибирском Биробиджане. Брат и его жена вскоре оказались расстрелянными как «иностранные шпионы», а прибывшая в гости Ф. — арестована за «буржуазное происхождение».
Так вот пришли эти дамы, помнится, для того, чтобы получить присланную им в дар Александром Солженицыным книгу «Архипелаг ГУЛАГ». С того дня наше знакомство переросло в многолетнюю дружбу.
У вдовы торгпреда был внук, а поскольку подруги по КарЛАГу оказались еще и соседями по общей коммуналке, то одинокая и не имеющая в Караганде близких Ф. приняла активнейшее участие в воспитании мальчика. Благодаря этим двум прекрасным женщинам, из него получился начитанный, образованный молодой человек с широким кругозором и либеральными взглядами.
Со временем этот бывший мальчик, проводив своих наставниц в мир иной, укатил из «лагерной» Караганды в новую демократическую Россию.
Но мое знакомство с ним продолжилось, ибо он почти ежегодно навещал свою малую родину, и я могла наблюдать постепенную трансформацию его мировоззрения (еще недавно вполне либерально-демократического) в «победивший российский патриотизм», который особенно взыграл у него после 2000 года…
Не помню уже, в каком из двухтысячных, но в российских СМИ тогда вдруг тревожным пламенем вспыхнул и загорелся скандал по поводу дагестанских парней, оттанцевавших на Красной площади в Москве лезгинку. В тот год российские СМИ и Интернет заливали злобным ядом русские национал-патриоты, клеймившие почем зря несчастных дагестанцев, посмевших «осквернить» священную «русскую» площадь.
А спустя несколько лет в Караганду приехали православные паломники из Москвы с целью посетить карлаговские места и почтить память тех, кто нашел последний приют в степях Казахстана. Паломники остановились в небольшой частной гостинице, и я имела возможность встретиться с ними и лично наблюдать, как после одной из трапез они прямо в гостинице устроили публичное богослужение, громко распевали молитвы, не смущаясь от присутствия как казашек-официанток, так и постояльцев разных национальностей. И никому в голову не пришло как-то выразить свое неодобрение этим фактом.
Напомню, что это происходило на территории суверенного Казахстана — то есть, иностранного, в общем смысле слова, государства.
Вот по этому поводу у меня с моим знакомцем, вчерашним казахстанцем и сегодняшним гражданином России, воспитанником двух милейших и ни за что пострадавших женщин, и возник тот разговор.
Я, помнится, высказалась в том духе, что дагестанцы отплясали лезгинку не в «русской» столице, а в столице России, чьей составляющей частью является их республика, а вот публичное молебствие православных паломников в чужой (да еще преимущественно мусульманской) стране, да еще в публичном месте, вызывает много вопросов.
И что я услышала в ответ? Злобную тираду, туго спеленатую в неизбывное чувство «национальной гордости великоросса».
Надо ли говорить, что с того разговора знакомство наше оборвалось. Но сегодня, время от времени включая российские ТВканалы, пронизанные, на мой взгляд, злобой и национальной нетерпимостью, я вспоминаю тот разговор. И продолжаю задаваться вопросом без ответа: отчего так легко из простого и интеллигентного русского либерал-демократа и широко образованного человека, выросшего в дружественнейшей из советских республик — Казахстане, российской пропаганде удалось сформировать этакого убежденного национал-патриота?
…Ежегодно 31 мая в Казахстане отмечается День памяти жертв политических репрессий.
В отличие от большинства стран бывшего СССР, республика не желает забывать ни бессудного расстрела первых сопротивленцев (из числа коренного населения) насильственной коллективизации и «экспроприации» скота и земли, прошедших в Казахстане в годы «победного шествия советской власти», ни уничтожительного голодомора, ни коллективизации начала 30-х, ни расстрельных тридцатых-сороковых. Не желает забывать. И помнит.
Что касается Караганды, то День Памяти обычно проходит на Мемориальном Спасском кладбище, территорию которого в годы войны занимал «филиал» сталинского Степного каторжного особлага, в котором отбывали срок арестованные по ст. 58 УК РСФСР, то есть — «враги народа». В этот день, по сложившейся традиции, встречаются послы всех воевавших и не воевавших во Второй мировой войне стран, аккредитованные в Казахстане.
И каждый год на грандиозный митинг Памяти собираются в степи люди — старики и молодежь, казахи, русские, грузины, украинцы, белорусы, поляки, чеченцы, финны… Собираются, чтобы помнить. Вспоминать. И оставаться людьми, ибо только Память и делает нас таковыми. Память о Времени, которое ушло и без которого не наступает настоящего. Каким бы ни было это прошлое — его ни изменить и не вернуть. Его остается только помнить. Чтобы не повторить…
Почему я начала свой разговор о Памяти с рассказа о молодом человеке, воспитанном двумя чудесными честнейшими женщинами, испившими до дна горькую чашу сталинского беззакония? Думаю, читатель поймет.
Чувство национального превосходства — самое последнее, что может предложить на ярмарке уничтожения личности агрессивная пропаганда. И предложение это легко продается, а еще легче — покупается.
Итог известен…
В этом году на Спасском мемориале посла Российской Федерации не было.
Екатерина КУЗНЕЦОВА
журналист, правозащитник
КАРАГАНДА
NB!
Мнение авторов рубрики «Я так думаю» может не совпадать с мнением редакции еженедельника.