Это горькое слово — Хатынь

В минувшую субботу Белоруссия отметила одну из самых скорбных дат в истории страны. Наш специальный корреспондент передает.

 

Бежит, устремляясь вперед, лента шоссе, убегают вдаль белоствольные березки. И вдруг, на 54-м километре, возникает указатель в виде шести огромных букв, от которых ёкает сердце — Хатынь.

 

Впрочем, до нее еще пять километров, каждый из которых «отсчитывают» беломраморные глыбы — первая, вторая, третья, четвертая, пятая. И вот она, за поворотом, Хатынь.

Теперь это уже не та деревушка, которая жила обычной жизнью, пока не наступило то страшное утро. А случилось вот что…

22 марта 1943 года, недалеко от Хатыни партизанами была обстреляна автоколонна фашистов, и при этом убит немецкий офицер. В ответ карательные отряды СС окружили деревню, согнали всех жителей в сарай и подожгли. Тех, кто пытался бежать, расстреливали из автоматов и пулеметов. Погибли 149 человек, половина из которых — дети в возрасте от нескольких недель до 16 лет. Деревня была разграблена и сожжена дотла.

В память о тысячах деревень, уничтоженных немецко-фашистскими оккупантами, 55 лет назад здесь, в Хатыне, и был создан мемориальный комплекс с одноименным названием.

…Осторожно ступаю на каменные плиты у входа в мемориал. И первое, что бросается в глаза — цифра. Астрономическая. Но запоминающаяся на всю жизнь, ибо обозначает она не тонны или килограммы, не сантиметры или километры, а жизни. 2.230.000 — именно столько жизней унесла война на территории Белоруссии.

И вдруг — дзинь, дзинь… Клещами сжимает сердце. Звон несется оттуда, где когда-то стояло 26 домов деревни. А сегодня на месте каждого из них лежит первый венец сруба. Только венец этот не из дерева, а из бетона. И цвет его не радует глаз — он серый, пепельный.

Внутри каждого сруба — каменная стела, на которой установлен колокол. Звонят колокола через каждые тридцать секунд, напоминая нам, живущим, о хатынской трагедии. На стелах — мраморные плиты с фамилиями и именами заживо сожженных хатынцев. Тех, кто до страшного мартовского дня 43-го жил в этих домах.

Перед каждым домом — открытая калитка, тоже серая, тоже из бетона. И — калитка, приглашающая войти в дом, которого нет. Никогда не заскрипит эта калитка, никогда не потянет дымом из печных труб-обелисков, никто не напьется воды из четырех деревенских колодцев.

И снова — дзинь, дзинь… Медленно идем к центру, где высится гигантская скульптура Непокоренного Человека, вынесшего на плечах все тяготы войны. А руки, натруженные крестьянские руки, бережно держат тело замученного ребенка. И, кажется, бронзовые уста непокоренного говорят: «Будь проклят, фашизм!».

Человек этот — Иосиф Иосифович Каминский, один из трех жителей деревни, чудом спасшихся в то треклятое утро. А мальчик — его сын Адась, которого Иосиф Иосифович нашел среди трупов односельчан, но он умер у него на руках.

Рядом с памятником братская могила, где покоятся останки хатынских женщин, детей, стариков. Над могильным холмом — Венец Памяти из белого мрамора. На нем обращение вставших из пепла хатынцев к нам, живущим:

«Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие.

Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле.

Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!».

Вот уже 55 лет каждый день приезжают сюда люди. Из ближних городов и дальних стран, на склоне лет и на пороге зрелости. Побывав здесь, сердцем осознаешь, какой страшный опустошительный след оставил на белорусской земле (и не только на ней) фашизм. Гитлеровские захватчики сожгли, разрушили и разграбили 209 из 270 городов и районных центров, уничтожили 9200 деревень, в том числе 628 вместе с жителями. Общий ущерб — 35 бюджетов 1940 года. Республика, потерявшая половину своего национального богатства, лежала в руинах и пепелище. Вместе с сынами Белоруссии ее после войны возрождали украинцы, русские, казахи, жители всего великого Советского Союза. Они не просто закладывали первые кирпичи и корпуса будущих гигантов белорусской индустрии, бросали первые зерна в очищенные от мин поля — они закладывали фундамент для счастья и созидания будущих поколений. В каждом белорусском богатыре — БЕЛАЗе и тракторе «Белорус», в живописных очертаниях городов, в каждом гектаре отвоеванной у болот щедрой нивы, счастливой улыбке ребенка — жизнь тех, кто с войны не пришел. Помнить об этом призывает Хатынь.

И еще одну истину постигаешь здесь, на маленьком острове горя среди цветущей земли: участь сотен сожженных вместе с жителями белорусских деревень была уготована всему миру, спасенному советским солдатом от коричневой чумы. Она может быть уготована и нам, нынешнему поколению, если забудем о тех, по ком звонят колокола мемориала — дзинь, дзинь…

Только этот звон и нарушает царящую здесь удивительную тишину, несмотря на обилие посетителей мемориала.

В скорби застыли люди. По щекам скатываются слезы. Вместе с людьми стоят в постоянном карауле три березы. Только три. А на месте четвертой горит Вечный огонь — как напоминание о том, что каждый четвертый житель Белоруссии пал на полях сражений или был замучен фашистами. Стоят березы в почетном карауле — они живут. Как живем мы — трое из четверых.

… Мы покидали Хатынь вечером. Пошел дождь — весенний, но тяжелый. Он бился о бетонные плиты дорожек, струился, словно остужая их через семьдесят лет, по черным трубам печей. Слезами стекал по бронзовому лицу Иосифа Каминского и безжизненной руке мальчика Адася… Не прячась от ливня, шли по хатынской земле люди. Клали под дождь цветы — к Вечному огню у трех березок, к плитам с именами жителей сожженной деревни, к памятнику Непокоренному Человеку, к могильному холму, увенчанному беломраморным Венцом Памяти. А у меня в висках, как метроном, стучали строчки из знаменитого стихотворения Роберта Рождественского:

Помните! Через века, через года, — помните!

О тех, кто уже не придет никогда, — помните!

Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!

Каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!

 

Валерий ГРОМАК

спецкор «НВ»

ХАТЫНЬ — КАЛИНИНГРАД

 

 

NB!

P. S. В Белоруссии до сих пор считается по-человечески невозможным сказать вслух, кто сжег Хатынь. Но последние события на Украине вынуждают поставить все точки над i в трагедии 43-го года.

Еще в 1986 году появилась информация, что Хатынь сжег 118-й специальный полицейский батальон, сформированный из украинцев. Одним из тех, кто командовал расправой над мирным населением, был бывший старший лейтенант Красной Армии, попавший в плен и перешедший на службу к немцам, к тому времени — начальник штаба 118-го украинского полицейского батальона Григорий Васюра. Его судили в Минске в 1986 году на закрытом процессе.

Первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий специально обратился в ЦК КПСС с просьбой не разглашать информацию об участии украинских полицаев в зверском убийстве мирных жителей белорусской деревни. К просьбе тогда отнеслись с «пониманием».

Зверства в Хатыни были не единственными в послужном списке батальона. Григорий Васюра возглавлял боевые действия против партизан в районе села Дальковичи, проводил карательную операцию в селе Осови, где было расстреляно 78 человек. Далее последовали операция «Коттбус» на территории Минской и Витебской областей, расправа над жителями села Вилейки, уничтожение жителей сел Маковье и Уборок, расстрел 50 евреев у села Каминская Слобода. За эти «заслуги» гитлеровцы присвоили Васюре звание лейтенанта и наградили двумя медалями.

Похожие статьи

Оставьте коментарий

Send this to a friend