О судьбе этой простой учительской семьи нельзя читать без волнения.
Историю жизни Автонома и Марии Виноградских пересказала специально для «НВ» белгородская школьница Анастасия Воробьёва. Она учится в 9-м классе школы № 34, занимается в литературной студии и, судя по всему, имеет неплохие шансы стать если не писателем, то журналистом — точно. Во всяком случае присланный Настей очерк «НВ» печатает без купюр и сокращений. А это о многом говорит…
Беда не приходит одна
Он любит эти вечера. Свет настольной лампы падает на стопку тетрадей, учебники. Это его мир. Обычный вечер директора школы. На календаре 1939 год. Шершавые пальцы крутят ручку старенького приёмника. Сквозь шорох и треск пробивается песня:
— Расцвела под окошком белоснежная вишня…
Как часто они пели эту песню вместе с Марией! И словно возвращались в то время, когда познакомились.
Их школа в селе Целуйково на Украине стояла тогда в цветущем вишневом саду. Он преподавал русский язык и литературу, а Маруся вела начальные классы. Она сразу ему понравилась, душа у неё светлая, всё делала на совесть. Гуляли с ней по вишневому саду. Маруся говорила, что отец у неё священник, в семье 12 детей, она старшая, привыкла о всех заботиться. А он рассказывал, что рано остался без отца, окончил гимназию, много читал, поэтому и одел в 14 лет очки.
«А туфельки-то у неё старенькие», — заметил он. И однажды купил ей новые сапожки.
Вскоре они поженились. Но Маруся долго ещё не могла привыкнуть и всё называла его на «вы». А когда через три года у них сыночек Лёня родился, они почувствовали себя самыми счастливыми на свете. Проснутся, бывало, утром рано и в кровати с Марусей песни поют — русские, украинские…
Но не долго длилось их счастье. Окрестил Лёнечку отец Маруси в дальней церкви, но об этом узнали и обоих с работы выгнали. Пришлось из села уехать.
Отца Марии, священника, скоро арестовали и в тюрьме до смерти заморили голодом.
А Лёнечка всего годик прожил и умер. Что им тогда пришлось пережить, не передать словами. Но беда, говорят, не ходит одна. Родилась у них дочка Ангелина и умерла в восемь месяцев. Следом родилась Людочка, но не прожила и трёх недель. Четыре смерти подряд, впору было отчаяться.
А потом на свет появилась маленькая Людмила. Словно солнечный лучик! Как боялись, что он потухнет!
К этому времени, пожив в разных местах на Украине, они переехали под Белгород, в село Красное. Автонома Григорьевича Виноградского, учитывая его опыт, назначили директором школы, Маруся вела начальные классы. И стала понемножку жизнь налаживаться. Следом сынок родился, Володя. «Лапочки мои», — звал их папа.
…Оправившись от воспоминаний, Автоном Григорьевич с улыбкой оглянулся на спящую дочку. Она любит засыпать на его пуховой кровати под атласным одеялом. Подперла кулачком щёчку и сны себе разглядывает. Поднялся, осторожно взял её на руки и перенёс в спальню, где посапывал двухлетний Вовчик.
Уже двенадцать, а завтра надо рано вставать, чтобы до школы подоить корову (он старался помогать Марусе) и накормить поросёнка. А в выходной можно будет к Римме, сестре жены, в гости сходить. Он возьмёт с собой скрипку, давнюю любовь, а муж сестры на гитаре сыграет.
И снова за работу. За эти годы из четырехлетней школы он сделал семилетку. Ребят на уроках учил быть честными, не бросать слов на ветер. И сам так жил, порой допоздна задерживаясь. Но всегда помнил, что главное — это дети, за судьбы которых он отвечает.
А в 1939 году они снова переехали. Из Красного в соседнее село Грязное. И тут его на два года болезнь свалила — заболели почки. Работу пришлось оставить. Жена устроилась в школу, в ней первое время они и жили. Но жить без работы он не привык. Устроился заведующим магазином, хотя и тут трудился на совесть — не зря же его порой на ревизии звали.
Яма для учителя
А тут война грянула! Налетели на Грязное немецкие самолёты. Начали бомбить село, школу разрушили, девять человек погибло. Вскоре село оккупировали.
— Мне тогда уже 10 лет было, — рассказывает дочь Виноградского, Людмила Автономовна. — Ночью проснусь, смотрю, а к папе какие-то люди пришли. Некоторых из них, жителей села, я знала, другие незнакомые. С папой что-то о немцах говорили, обсуждали. Я не всё могла разобрать. А под утро уходили.
Сведений в архивах об этом не сохранилось. Каких-либо других свидетельств — тоже.
Но Автоном Григорьевич, привыкший говорить то, во что верил, и не скрывал своего отношения к «новому порядку».
— Вас разобьют, наши вернутся, — говорил он полицаю-переводчику. — Мы народ сильный, мы — победим!
А жена подслушала это и всполошилась.
— Тоня (так она Автонома называла), это смерть твоя к нам ходит.
— А я как-то сон увидела, — рассказывает Людмила Автономовна, — что пришли к нам немцы и папу застрелили. Утром сказала ему, а он обнял меня: не бойся, говорит, дочка.
И вот сижу я в тот день на веранде, в куклы играю. Приходит полицай и с ним немец. Позвали папу и повели его в другую половину дома. С одной стороны в том доме мы жили, а с другой немцы стояли. А я пробралась за ними следом в комнату, куда папу завели, и села тихонько у печки. Поговорили о чем-то приведшие папу с другими немцами, и вижу, немец им пистолет показывает. Поведём, дескать, расстреливать. Папа этого не видел, а я видела. И говорят ему, пошли, мол.
А я выскочила к маме и с плачем: «Мама! — кричу. — Папку на расстрел повели!». Она схватила меня и выпустить боится…
Потом рассказывали, что отвели папу дворов за пять, там яма из-под картошки выкопана была. И тут кто-то из соседей крикнул:
— Автоном Григорьевич, вас расстреливать ведут!
У него, говорят, руки задрожали, папироса выпала. Помирать каждому страшно.
Грянул выстрел…
Было это 23 марта 1943 года. Я до сих пор без боли вспоминать не могу. В той яме папу и закопали. А после войны перезахоронили в братской могиле.
Летом село освободили. Мама работала учителем, а я, жалея её, в 13 лет на себя всё хозяйство взяла — козу, кур, 25 соток огорода. А жили впроголодь. Насобираешь весной картошки в поле, прилепишь к горячему чугунку, а оттуда червяк вылезает. Вытащишь его, а картошку съешь. В селе нам помогали. «Учителя, — говорила мама, — и в рогожке узнают». И сама учила на совесть, домой учеников водила. «Ведь я, — говорит, — отвечаю за них!».
Такие жизни будят душу
— В 1948 году маму снова в Красное перевели. А мне сон приснился. Иду я, а навстречу папа. «Доченька, — говорит, — лежу я голодный, никто меня не кормит, даже мама. Навари картошечки, накорми мою душу».
Рассказала я маме и поняла, что надо за папу молиться и милостыню раздавать, чтобы его поминали. Что я с тех пор и стала делать.
Раньше, кстати, мне говорили, что имя Автоном не православное. А я в святцах на дату 25 сентября святого Автонома епископа Италийского нашла и так обрадовалась!
Живу сейчас в Красном, где папа директором в школе работал. Дочку и сына вырастила, внука с детства вынянчила и воспитала. С мужем в 65 лет обвенчались. Его семь лет назад машина сбила. А мама ещё в 1970-м умерла. Пою в церковном хоре. У меня голос папин, сильный, я же с детства бедовая была. Молюсь за родителей и всех православных христиан.
Мне уже 81 год, умру, внуку и детям дом достанется. Окна немного покосились, но я деньги заняла, капитальный ремонт сделала. Пусть добрая память обо мне останется, и молятся за меня.
Порой в храм приходят те, кто учился в то время, папу вспоминают: «Это же, — говорят, — батько наш!».
Символично, что с храма святого Сергия Радонежского, покровителя учеников и учителей, и начиналась стоящая рядом Краснянская школа, одна из старейших в Белгороде, в черту которого вошло село. Первые занятия этой школы, как свидетельствует история, вел в 1878 году дьякон храма в церковной сторожке. А теперь вот дочка директора после бед и лишений пришла служить в этот храм, молится за папу, селян и учащихся. И светло у неё на душе, что живёт она с верой, зная, что Бог — это Любовь. Дети и внуки её любят. Всё вернулось на круги своя.
А в школьном музее бережно хранят следы истории. Пробитая пулей каска… Гильзы…Помятая фляга, из которой пили в бою. Поисковая группа музейного кружка во главе с учителями истории Т.В. Киященко и О.Д. Комешевой установила фамилии 161 погибшего жителя села Красного.
— Хорошо бы, — говорит директор школы Н.П. Волошенко, — к 70-летию Победы установить мемориальную доску с именами погибших в годы Великой Отечественной войны.
У маленькой школы на окраине города на это нет средств. Но есть надежда, что городские и областные власти доброе дело поддержат и помогут.
А где-то в 70-х годах Людмила Автономовна вдруг увидела в газете объявление о том, что «Виноградский Виктор Павлович разыскивает своего дядю Виноградского А.Г.». Поспешила в редакцию, взяла адрес. Оказалось, это двоюродный брат, живущий на Украине. Он приехал сюда с маленьким сыном. Сходили на могилу, поклонились, помянули. А потом она к ним в гости ездила. Сейчас им, конечно, на Украине тяжело. Но мы единый народ, с общими корнями.
…С Людмилой Автономовной, доброй пожилой женщиной в аккуратной вязаной кофте, с сединой в гладко зачесанных волосах, мы засиделись до позднего вечера. Уходя, замечаю на стене рамку с надписью «Семейное древо». Рисунок дерева, а на нём фотографии: родители, дети, внуки…
— Папу как сейчас помню, — говорит Людмила Автономовна. — Добрый, чернявый, в очках. Отрежет, бывало, ломоть хлеба, посыплет густо солью и ест. Мама ругается, соль тогда дорогая была, а он радуется. «Я, — говорит, — люблю, чтобы соль на зубах хрустела».
Вглядываюсь в лица — добрые, прямые, открытые. И думаю о том, как бережно хранят в этой семье память о близких, которые дали им жизнь.
И не только им. Кто-то из великих заметил, что лучшая родословная — это служение Отчизне.
На прощание Людмила Автономовна угощает меня компотом.
Иду по ночному городу и вспоминаю слова одного из писателей-фронтовиков. О том, что солдатами в бою двигала не ненависть к врагу, как это часто пишут. Ненависть не способна повести человека на смерть. Ими двигала любовь.
В окнах огни. Светит луна, мерцают звезды. И представился мне директор школы у настольной лампы. Стопки тетрадей под рукой. Приёмник. Свежие газеты. За спиной спит дочка. В спальне посапывает малыш. Это его мир!
Мир Учителя, который учил тому, во что верил. И жил так, как учил. Любил жизнь. Семью, учеников и свою Родину.
Он ведь и за всех нас отдал жизнь. Сейчас порой слышишь, что совесть — это отжившая категория. Время, дескать, другое. А такие жизни будят душу. Напоминают, что во все времена, при всех режимах были люди, которые, не пряча глаза, поступали по совести. Потому и живы мы с вами. И стоит до сих пор Земля Русская.
Анастасия ВОРОБЬЁВА
БЕЛГОРОД