Разве не приходим мы постепенно к пониманию того, что, чем больше вокруг тех, кто ставит инстинкт биологического (или служебного, карьерного) самосохранения выше принципов человечности, тем менее жизнеспособны общество и государство?
Чемоданы эти я помню с младенческого возраста. Металлические уголки, застежки на пружинах, отскакивающие при нажатии. Старые довоенные чемоданы с неизвестным мне содержимым кочевали по квартире из угла в угол десятилетия. Побывали на антресолях, где пострадали от коммунальных протечек соседей сверху, лежали на балконе, сиротливо пылились в общем коридоре. «Зачем я их храню?» — вздыхала бабушка. Но и она ушла в мир иной, а чемоданы остались. К тому времени я уже знал, что в них машинописные рукописи моего деда Бориса Федоровича Леонова. Прочитать их было как-то недосуг, и я не особо мучился по этому поводу. «Все мы, пишущие люди, обречены на одну судьбу, — думал я. — Написанное уходит в прошлое и там оседает навсегда». Но в истории с дедом получилось наоборот.
Несколько лет назад в квартире раздался телефонный звонок. Рукописями заинтересовался политолог из Омска, доктор исторических наук Сергей Григорьевич Сизов. Он давно изучил «дело бывшего политзаключенного Леонова» в архиве управления омского ФСБ, познакомился с рукописями, случайно вышел на нас, его ближайших родственников. Был несказанно обрадован, что сохранилось еще два чемодана литературных произведений и публицистики. Через два года мы получили по почте книгу в твердом переплете — под цвет наших сохранившихся чемоданов. На обложке орнамент из колючей проволоки и надпись: «ХХ век — не для камина». Историческая реконструкция судьбы репрессированного литератора Бориса Леонова». Так я узнал, что в Омске, где жил дедушка, существует целое направление в изучении другой, «бесцензурной» литературы 30-х — 70-х годов — «леоноведение».
…С глухим стуком отщелкиваются замки чемодана, пружина действует безотказно. Расплывчатые оттиски букв, чуть синеватые от копировальной бумаги: «Сколько вокруг лжи, лицемерия! Смелость, уже прошедшая цензуру. Пафос, апробированный свыше. Гнев с дозволения начальства»…
Я пытаюсь представить себе тот день — 28 июля 1958 года, когда они пришли второй раз и обыск длился 9 часов. И не могу. Не хватает мужества… Очередной приговор — 10 лет за «контрреволюционную агитацию и пропаганду». К тому времени Борис Леонов уже провел 10 лет в лагерях Колымы и Урала. Итого 20 лет ГУЛАГА — за право отстаивать писательским трудом человеческое достоинство, непредвзятость мыслей. За то, что усомнился в, казалось бы, бесспорном — «нельзя выпрыгнуть из механизма».
Потом будет полная реабилитация, признание ошибочности обвинения. А те, кто обвинял и доносил, благоденствовали уже при новой власти, вели жизнь довольных обывателей. И опять рассуждали о винтиках в механизме.
На смерть деда Борис Вайль и Михаил Молоствов написали такие слова: «Яркий интеллектуализм Леонова, терпимость к чужим взглядам, духовная несломленность — все это притягивало к нему других политзаключенных. Вокруг него создается очаг культуры, противостоящий окружающему хамству и насилию».
О чем думается в день памяти жертв политических репрессий (отмечается 30 октября. — Ред.)? Прежде всего о том, что эта дата не должна проходить незамеченной. Мне кажется, она должна быть вне календаря — в нашей ежедневной памяти, отзываясь жалостью к собственному народу и тоской.
Говорят, история ничему не учит. Как знать… Разве не приходим мы постепенно к пониманию того, что чем больше вокруг людей, ставящих инстинкт биологического (или служебного, карьерного) самосохранения выше всего остального, выше принципов человечности, тем менее жизнеспособно общество, государство?
Сколько лет прошло после последнего витка массовых репрессий, если считать таковым послевенгерские события 1958 года и связанный с ними период закручивания гаек? Чуть более полувека. Наивно думать, что за столь ничтожный по историческим меркам срок мы сильно изменились. В одном из своих романов, написанном в жанре фантастического реализма, Дмитрий Быков рассказывает историю с появлением некоего списка, куда попадают имена людей, и как сразу меняется отношение к ним окружающих. Их избегают, лишают работы. А вдруг в списке те, кто неугоден власти, и можно пострадать самому? Читается на одном дыхании, как будто вымышленная история на самом деле происходит в реальности — очень уж узнаваем характер взаимоотношений в коллективах. Мы — те же, что и раньше, не нужно обольщаться. И вся надежда — на крупицы разума, которые накапливаются в обществе по мере взросления. Может, они и есть те охранительные заслоны, которые могут противостоять любым выпадам злого и ущербного рассудка.
Дмитрий СОКОЛОВ
зам. главного редактора газеты
«Рязанские ведомости»
Источник: presslife.ru
NB!
Этот снимок сделан 29 января 2013 г. в редакции газеты «Московский комсомолец», где подводились итоги конкурса для журналистов «Гражданская позиция», проводимого Общественной палатой РФ. В числе 279 лучших работ, поступивших на конкурс от 111 журналистов из 37 регионов страны, были и работы Дмитрия Соколова (в центре) — он стал победителем конкурса в номинации «Защитим природу».
