20 ноября на 80-м году жизни скончался бывший губернатор Кузбасса Аман Тулеев
Ушел один из последних советских руководителей, чей славный ряд мы еще хорошо помним: Шаймиев, Лужков, Строев… Это им пришлось складывать переломы и бинтовать ушибы, полученные Родиной от тех, что назвали себя демократами. А тех, где был Тулеев (напомню, если кто забыл), именовали «красными директорами». Именно «директора» вернули к жизни Россию, изувеченную реформаторами.
Что до Тулеева, то он вернул к рабочему состоянию Кузбасс, где на момент вступления Амана Гумировича в должность губернатора добыча угля упала до показателей 1963 года.
Самого же Тулеева вернул Кузбассу Ельцин, который убрал его было из председателей Кемеровского облсовета в Москву, чтоб не мешал «ряформам». А когда Кузбасс (штаб опять же в облсовете), по-деловому, с расчетом уменьшения неизбежных потерь, уже назвал дату всеобщей забастовки под кличем «Ельцина в отставку!», произошло вполне ожидаемое. Ельцин вернул Тулеева, с надеждой, что тот забастовку отменит. Тем более, что кузбассовцев уже поддержала вся Сибирь! Наутро Тулеев, министр по делам СНГ, приземляется уже в статусе губернатора Кузбасса, но не у себя в Кемерове, а в соседнем Новосибирске — чтоб земляков не будоражить.
Потому что от Кемерова и до самого Новокузнецка на обочину автотрассы уже выставлены трактора, грузовики, комбайны, сеялки, и все, что с колесами, — ждут отмашки перегородить главную трассу и все въезды-выезды из Кузбасса. И тут вместо всеобщей забастовки — всеобщий вздох облегчения:
— Он вернулся…
Значит, отбой! Обзвонили соседей, те тоже согласились. Так отменилась всероссийская, как она провозглашалась, забастовка («Ельцина долой!»), и продолжилась жизнь Амана Гумировича Тулеева, которую мы сегодня вспомним не всю — только от начала шестидесятых, от Тихорецка.
Того самого: «На Тихорецкую состав отправится, вагончик тронется — перрон останется…». Выпуск в железнодорожном техникуме. Дипломная комиссия сгрудилась во-о-о-т с такими глазами: один краснодипломник возвращает направление, выданное в Рижский институт, и просится… в Сибирь. Фамилия чудака? Тулеев, из путейцев, ну тот, под два метра, чемпион! Романтики захотел…
Вот что вспоминает сам герой. Немного, но кой-какие записи его рассказов все же остались…
В Сибирь
Захотел романтики — получил! Самый юг Кемеровской области, Горная Шория, станция Мундыбаш. И должность боевая — дежурный по станции. А это — прием и отправка составов с рудой, с лесом, и со всем на свете. Это паровозы, чистые стрелки, безопасность, и ты над всем этим — командир, или почти командир.
Рядовая смена. Товарняк из Учулена с таштагольской рудой, — принять на свободный путь. Путь и проверять не надо, я по нему только что отправил паровоз в депо. Запрашиваю по связи про паровоз:
— Прошел?
— Прошел!
Щелкаю на пульте, открываю входной, поворачиваюсь к окну, и… мой паровоз спокойно чухает из депо обратно, прямо в лоб учуленскому!
Кто сказал, что в жизни нет места подвигу? Хватаю фонарь, и навстречу паровозу, выписывая фонарем вензеля, как тот юный герой из «Пионерской правды». Только он, как все читали, махал не фонарем, а своим красным галстуком…
Мой паровоз остановился. Встречный состав — тоже. Успел!..
Только в подвиге этом я оказался ни при чем. Это зам. начальника станции Саша Половой, царствие ему небесное, перещелкнул мой «зеленый» на «красный». С паровозом все обошлось, со мной — нет! У железнодорожников подобное называется браком в работе, со всеми вытекающими. Назначено расследование, а может это начальник станции на моем примере решил дисциплинку подтянуть. В общем, дело мое катится к делу уголовному. К суду!
Но… за меня заступилась смена! Вместо народного суда состоялся суд товарищеский, — была, напомню, такая мера общественного воздействия. Выступили почти все, говорили, что парень старается, уже освоил и то, и это…
В итоге получил я общественное порицание и наказ набираться ума. Нет-нет, да вспомню тот случай, представлю, в какую сторону моя стрелка могла переключиться, не окажись людей, что переспорили тогда мое же начальство?
Мосты спасают не так
9 мая 1977, День Победы! С утра челночим по междуреченским улицам, уговариваем жителей на эвакуацию. Томь поднялась: в горах двое суток шли дожди, до беды недалеко! Ответ один: — А у нас каждый год потоп! Садись лучше к столу, Аман…
Спасибо, конечно, но по соседней улице уже моторка плывет. Вода все выше. Забежал к себе. Звонок:
— Начальник станции? На ваш мост пришла вода, не смыла бы!
— На который?
— На Кийзак!
Я ноги в руки, и — туда. Под мостом проплывает избушка из бревен, почти в полной сохранности, как в кино! Но главное, по волнам потоком — лес, длинные бревна, их хлыстами называем, для них платформы специальные подаем. Хлысты без конца и краю, видать, нижний склад леспромхоза подняло. Бревна с полного хода бьют по опорам моста и в береговую насыпь. Люди суетятся, подтаскивают кто что, но вода мгновенно уносит мешки с балластом и все, что кидают! Что делать? А делать надо. Подбегаю к секретарю горкома Владимиру Ивановичу Овденко, и кричу ему про груженый состав. Не расслышит. Я снова: может, загнать на мост груженый состав и придавить? Кричу, а не знаю, может глупость кричу? Может отговорят? Ни в каких учебниках такого не встречал, но объяснять некогда: внизу вон что! А в голове уже и арифмометр включился: если загоню состав, в полувагоне груза 77 тонн, плюс сам 22. Если состав 500 метров, это 3000 тонн… Хватит прижать мост? Пока считал, добежал до своих, вижу, состав с углем, но не так стоит, несподручно. Рядом состав со щебенкой, на мост прямо просится. Я прыжками к машинисту: так и так… Вперед!
Тот узнал начальника станции, поздоровался, а как услышал: «вперед», — глянул, как на сумасшедшего. Тогда спрыгиваю из локомотива, оглядываюсь на машиниста и делаю первые шаги по шпалам. К мосту! Слышу, состав сцепками щелк-щелк-щелк… Трогается! Молодец, парень! Иду, а он — слышу стыки — за мной! Вот и берег позади, стальные фермы по бокам, железный великан вздрагивает, я это слышу подошвами. И желтый поток под нами несет кусты с корнями, доски, ныряет собачья будка — без квартиранта, к счастью. Но хлыстов меньше, заканчиваются, что ли? А вот и тот берег, вот локомотив вышел с моста, протягиваем состав еще, теперь — стоп! Теперь наш состав для моста не только груз, он еще и цепь, и трос, и все, что хошь! И мост цел. И состав цел. И мы с машинистом — жаль, фамилию не вспомню! Я потом нашел его, премию выписал! Праздник же, День, понимаешь, Победы!
Но этот мой метод спасения, конечно, в отрасли не принят, мосты так не спасают. Через годы однажды позвонил в один уважаемый институт, зашифровался, спросил. Оказывается, про тот случай в железнодорожном мире знают. И даже математические расчеты где-то провели, все сходится, должно такое утяжеление помочь. Но рекомендаций нет и не будет: кто ж их отважится утвердить!? Но мне понравилось, чем ученый дяденька разговор закончил: — Такая дурь могла прийти в голову только Тулееву, слыхали про такого? Он в Кузбассе сейчас…
С угля начинается
Уже через месяц после назначения новый губернатор А. Тулеев пригласил министра путей сообщения Н. Аксёненко, и они вместе с угольщиками выработали новые тарифы на перевозку кузбасского угля. Перевозочные тарифы — вопрос всегдашний. Известен «челябинский перелом» — до Челябинска прогон за версту для переселенцев, к примеру, был один, после Челябинска по Сибири — другой. Проложили «чугунку» — на ней такая же картина, провезти сибирское масло до станции Батраки под Самарой — один тариф, после нее дальше, в Европу, — другой. Угольные тарифы из Сибири пересматривались до революции, чтоб в Первую мировую армии помочь, и в первые годы советской власти хлеб из Сибири довезти до Петрограда. А при Тулееве надо было дать Кузбассу выйти на рынок, — он ведь уже на дворе!
Заключили договор с железной дорогой, и у предприятий стали появляться деньги, пусть хотя бы «на поддержку штанов», для начала. Но это был первый шаг, угольщики до этого вообще не видели помощи от «свободной России».
С новыми тарифами ожил экспорт, налоги от него начали питать социальную сферу области. В отличие от внутреннего, внешний рынок устойчив, уголь покупает Китай и вся Азия, и потому на протяжении всех лет известная всем российским пенсионерам «тулеевская пенсия», как и все остальные надбавки, при нем ни разу не уменьшались.
Вторая «серия» — с премьер-министром Е. Примаковым. Евгений Максимович вник в предложения А. Тулеева и в 1999-м провел в Кузбассе выездное заседание правительства. Расплатиться с шахтерами за долги прошлых правительств за сожженный в коммунальных котельных кузбасский уголь. На 40 процентов были снижены тарифы на газ для кузбасских предприятий, а главное, была принята программа развития угольной отрасли, что позволило, наконец, Кузбассу начать выход из тупика.
Но, пожалуй, главное событие эпохи Тулеева в Кузбассе — это заседание в августе 2002 президиума Госсовета. Обсуждены главные цели повышения конкурентоспособности угольной продукции. Совет сосредоточился на анализе проблем, сделанном рабочей группой во главе с Аманом Тулеевым. Проблемы вечные — как отрегулировать цены на уголь и газ, и т.д. Но кузбассовцы услышали от президента Путина и самое главное для себя: «…угольная отрасль сохраняет ключевое место в российской экономике, и в дальнейшем ее значение будет возрастать». А экспорт, сказано там же, должен возрастать, и все остальное — тоже! Рядовой гражданин дальше читать не будет, дальше — для специалистов. И это «дальше» — тот самый анализ проблем и предложений для их решения, который, как мы уже знаем, проделали десятки ведущих ученых и специалистов страны во главе с Аманом Гумировичем Тулеевым.
Это о том, куда будет двигаться топливно-энергетическая отрасль России в ближайшие десятилетия.
Вот за это, кроме того, что он еще и Кузбасс спас, — общий поклон ему вослед от всех нас, оставшихся на сегодняшнем перроне.
Виктор КЛАДЧИХИН
советник губернатора в 2001–2007 гг.,
бывший главный редактор газеты «Кузбасс»
