Из дневника человека, победившего рак
2. Фуга Баха, или Причащение
— Встреча с врачом — завтра. А пока — отдыхайте… — напутствовала меня медсестра, проводившая в палату.
Я тут же воспользовался советом – махнул прогуляться в прибольничном лесочке. Первая встреча — девушка на лавочке в косыночке и в нарядном голубом халатике.
— Не медсестра ли? – поинтересовался у незнакомки.
— Ну, и комплимент! Я прооперированная…
— Видать, скоро домой? Вон как разнарядилась…
— А то! Хотя, признаюсь, на грудь я теперь голенькая – вырезали мне ее.
— Вылечишься, если не зацикливаешься, — говорю под нос.
— Вот и мой ухажер так считает. А еще говорит, что кое-какие прелести у меня остались… есть, мол, что зацеловывать… Для него-то и стараюсь… Через него и мне легчает…
Подумал: какой душевной красоты девушка… Не сломлена… Жить будет. Лишь бы никто с лапаньем не приставал.
Гляжу, к нам парень по тропке сбегает:
— Не подтвердилось! Не подтвердило-о-сь!
Девушка, перехватив мое недоумение, поясняет:
— Я же не зря тут сижу – его ждала. Там, в отделении, не находила места от всяких мыслей… Слава Богу – не подтвердилось…
Не желая мешать «сладкой парочке», бреду дальше, то и дело встречая на пути навещателей-посетителей.
Этого люда, как я узнал позже, набегает сюда особенно много после обеда в будни и с утра — по воскресеньям. Местные и приезжие, жены и мужья, детки и взрослые, родители и друзья, коллеги по работе… Они тоже доктора-лекари, если, впрочем, их чуткое сердце подсказывает, как следует держаться в наших раковых стенах. Не останется без последствия даже мимолетный во взгляде испуг-тревога. У одного прибудет плохое настроение, а у другого, глядишь, подымется давление от «сочувствия» типа: ах, похудел, ах, поседел, ах, полысел … Но и наигранное беззаботие тоже настораживает: ишь, как стараются, — неужто дела мои так плохи.
Вечером ходячий люд потихоньку собирается в уютном зальчике, где стоит большой телек. Одни прилипают глазами к экрану, другие, в основном женщины средних и пожилых лет при двух-трех мужичках-сверстниках, пристраиваются на диванах поодаль, отводя исстрадавшиеся души в неспешных разговорах-переговорах. И все – о том самом, наболевшем…
— В один день со мной в больницу привезли 13-летнюю девочку. С саркомой. Недолог ее век, значит. Скоростная болезнь: страсть! Так вот. Училась эта девочка на пианистку и очень страдала от того, что из-за невозможности репетировать не успеет подготовиться к итоговому экзамену. А врачей, в свою очередь, волновало душевное состояние пациентки, которое могло отрицательно сказаться на ее лечении. Думали-гадали и нагадали: скинулись родители и училка на электронное пианино, чтобы девочка и в койке могла музыцировать. А однажды договорились с ней, что вывезут ее на коляске в коридор для концерта. А она застеснялась – безволосая все-таки (последствия химиотерапии. – В.О.). Так врачи и медсестры вскладчину купили ей паричок. И вот вывезли ее, значит, на середку – главный врач назвал имя и фамилию, а она сама объявила: «Исполняется фуга Баха…». Причастилась, в общем…
— А я не хочу про причащения! — вступила в разговор молчавшая до сих пор женщина. — Сегодня ко мне муж приезжал – и знаете, какие произносил слова? «Не плачь, Катя, — говорит, — не студи себе душу. И чтоб ни слова больше про это самое… Жить надо. Не обижай меня!». Как сказал «Не обижай», так я сперва в слезы, потом с благодарностью к нему: «Уговорил, говорю, давай начнем жить сначала…».
Голос сестры: «Так, телевизор выключайте! По палатам! По палатам…»
И побрели мы к своим ночным гнездовьям. Дверь слева, дверь справа, и чувства какие-то нехорошие. Мы-то душу отвели в тарах-барах-растабарах, а каково им, лежачим, за этими дверями? Им для утешения – в лучшем случае висячий на стене телевизор. В худшем — дежурный врач или сестра то ли уколом, то ли словом, то ли иным каким средством постараются боль сбить и избавить от небогоугодных дум.
До своей палаты дошамкал я в сопровождении почтенного старичка, «из пчеловодов». Он оказался мастером изобретать диковинные слова и выражения. Так, своего неопытного врача из читинского онкодиспансера пчеловод кликал «аспирантом по аспирину», нормальное показание термометра называл «Терпиратурой», а врачей-исцелителей величал «ракомойниками».
А каких только историй не наслушаешься от самих медработников!
— Захожу в палату, а он (пациент, то есть. – В.О.) сходу-слёту: «Сестричка, сестричка, понял я наконец, что выздоравливаю, — рассказывает сестра сестре. – Чувства, говорит, всякие забродили… Позволь, говорит, коленочку твою живую погладить». Так и выразился: «живую!».
— Ну, а ты?- торопится с продолжением собеседница.
— А что я? Знаю ведь, что он – безнадега, что понапрасну улыбается… Что же мне остается? Коленочку, говорю, нельзя, она, говорю, для мужа, он ее, говорю, на сохранность поставил, а вот в щечку поцеловать разрешаю. Так он от радости аж в румянец пошел…
Валентин ОСИПОВ
(Продолжение следует)
От народного обозревателя