Вчера заглянул к соседу по хозяйственной надобности. Человек радушный и простодушный, он счел мой визит посланием свыше и предложил по маленькой.
— С какой стати? — не понял я.
— Праздник же на носу! — обрадовался сосед. — Ну, этот, как его, День единения и приобретения… Тьфу, забыл…
Стали дружно вспоминать, что же это за день такой. Тем временем по телеку дикторы один за другим мололи чепуху о каких-то поляках, о каком-то Гришке Отрепьеве, об иконе Казанской Божьей матери. И улыбались пуще обычного.
А праздника этого, скажу я вам, как не было, так и нет. Во всем чувствуется какая-то натужность, неестественность, как смех от щекотки. Видно, правду говорят, что праздник начинается не на улицах, а в душе. Здесь же — какая-то раздвоенность, нехорошесть.
Оно и понятно, нынешний эрзац-праздник придуман с одной целью — затоптать грядущий за ним красный день календаря — 7 ноября. От этой мысли даже выпить рюмашку как-то не тянет.
А ведь какой был у страны праздник! Революционная сущность отходила куда-то в сторону. Готовились загодя, запасали нехитрые деликатесы. С утра вставали пораньше. Из шкафов доставали лучшие костюмы, новые галстуки. И обязательно шляпы, вместо будничных кепок.
У нас на Дальнем Востоке октябрь иногда бывал и морозным, приходилось утепляться новыми подштаниками, и ею, родимой, погреться, на что жены реагировали очень даже спокойно — у них тоже в душе был праздник.
Всей семьей, с нарядно одетыми детьми, шли к месту сбора. А там уже наши, цеховые. Шире круг, баян наяривает! Ба! А это кто такая? Так это же вечно чумазая сварщица Алка! Сегодня она вся сияет — не хуже Софи Лорен. Мечется профсоюзный деятель, стараясь всучить то ли флаг, то ли портрет какого-нибудь вождя. Хоть и неохотно, но все же брали — была нужда. Свою колонну украшать же надо! Вон швейники что удумали: бумажные гирлянды в каждой шеренге. А наш цех — хуже, что ли?
И вот так все мы, вчерашние коллеги, надоевшие в повседневных рабочих буднях, становились одной огромной семьей. Шум, гам, все целуются и без конца фотографируются. Праздник же! И пусть сдохнет тот, кто твердит, что это была всеобщая показуха, что явку проверяли по спискам. Вранье это все, не верьте. Не пойти на демонстрацию — означало плюнуть в лицо коллективу. Да и грех было упустить такую возможность потусоваться в кипящей толпе. Мужики уже успели остограмиться. И жены не ворчат, тоже согрелись красненьким. Не пьянства ради, праздника для. Чтобы лучше пелось и плясалось. И пусть эти швейники умоются своими гирляндами. Зато мы громче крикнем: урря! Чего урря, кому урря? Да какая разница! Нам урря, народу урря, родному заводу! И эти на трибунах тоже все в шляпах, и все улыбчивые. Наверное, тоже успели остограмиться. Сегодня даже они кажутся близкими и родными! Урря! Урря! А после, уже часам к трем-четырем, начинали подтягиваться на квартиры. Хозяйка мечется вся со своим фирменным холодцом, салатом оливье, Генке-крановщику поручили раскупоривать бутылки, Борька-бабник охмуряет счастливую Алку.
Для проформы первую поднимаем за Великую Октябрьскую социалистическую революцию, вторую — за присутствующих здесь дам, третью — за квартальный план, за победу в соцсоревновании, четвертую…
И так вокруг стола, говорят все по очереди. Уже многообещающе крякает баян, женщины не стесняясь целуют всеобщего любимца, кудрявого баяниста Александра Степановича. И понеслась душа в рай!
Боже, сколько мы тогда знали песен! «На Волге широкой», «Каким ты был», «Тонкая рябина», «Бежал бродяга с Сахалина»…
«Не расстанусь с комсомолом», — орет пьяненький слесарь Федотыч, который и в комсомоле-то никогда не был. А Борька-стервец уже целует в коридоре окосевшую от счастья Софи Лорен. Уже жены теребят, что пора, мол, и честь знать, а мы все гул-я-ям да гул-лям. И так почти в каждой квартире, в каждом подъезде, в каждом доме, в каждой избе — по всей стране!
Ну, и кому это все мешало? Тому, кто сидит в Кремле и высасывает из пальца новые праздники? Ты почто обездолил людей!? Зачем лишил страну праздника? Пойми, наконец, что своим решением ты и старый праздник испохабил, и новый не привнес.
Ну, что тебе стоило напрячь извилины и влить молодое вино в старые меха, отнести все твои единения-примирения на три дня позже! Тем более от 7 ноября все равно не уйти, все равно будет военный парад в честь 41-го года. Баба твоя мечется за платьем от Диора, так почему же ты не учишься у тех же французов? Ведь они давно забыли, что такое взятие Бастилии, хотя праздник у народа так и остался! А ты знаешь, что районы во Франции продолжают называться коммунами, а жандармы — комиссарами, хотя ни тех, ни других давно уже нет.
Человеческий череп — самая прочная крепость в мире. Ее не взять никакими указами, никаким реформаторством. Вон большевики уж как ни старались, а не смогли уничтожить Старый Новый год. Так и с 7-м ноября.
Всякое действие равно противодействию. И чем упрямее будут насаждать свой День единения и примирения, тем явственнее люди будут ощущать, что их обманули, подсунули вместо праздничного пирога картонку. Получится обратный эффект.
Самый страшный дурак — это дурак с инициативой. К сожалению, так называемая демократия выдвинула слишком много таких дураков. Они стали менять школьные учебники, внедрять какой-то непонятный ЕГЭ, придумывать новые праздники типа Дня единения, который мы не только праздновать, но даже выговорить не можем.
Нетушки! Мой праздник — 7 ноября. Не черный, а Красный день календаря! Так что подай-ка, мать, новую рубашку и галстук в полоску. Налей стопарик! У моей страны, у моего народа — свой праздник! Не выдуманный, а настоящий!
Борис ПРОХОРОВ
СТАВРОПОЛЬ
NB!
Мнение автора этой колонки не всегда совпадает с точкой зрения редакции.
