О том, как вскоре после перенесенного инсульта ему пришлось бороться еще и с раком предстательной железы, рассказывает известный журналист Сергей Благодаров
(Продолжение. Начало — в № 1)
17. Встань и иди!
В палате кровать с электрическим приводом подняли на уровень каталки. Сравняв две поверхности, санитарки перетянули меня на простыни в кровать. Резко рванули простынь из-под тела. Оно осталось в кровати. Ловкость, граничащая с колдовством.
Сам я не мог даже пошевелиться.
— Мы двигаем неподвижное, — смеялись санитарки.
Теперь — три капельницы в сутки. Антибиотики, прочее.
— Встань и иди! — приказал я себе на третий день.
Подтянулся на ручке, свисающей над каждой кроватью. Перекрутил в воздухе ставшее легким тело. Спустил ноги. Иначе не получится — низ живота располосован, напрячься нельзя.
Ползу в туалет выливать три пакета — один с кровавой мочой, два с дренажом. Держу пакеты за шланги, торчащие из меня. Качаюсь, но держусь (не все падает, что качается).
— Надень трусы, — кричит нянечка, увидев меня голым в коридоре.
Помогла надеть трусы, просунув торчащие из меня шланги в дырки для ног.
Моча после операции бежит, не переставая. Катетер вставлен в уретру до самого мочевого пузыря. Моча, не задерживаясь в нем, течет напрямую в мочеприемник.
— Почему бандаж на груди? — сердится Корецкий, мой лечащий врач. — Спусти на живот.
В 7 утра он готовит больных к врачебному обходу.
Обход этот очень торжественен. В 8 утра из коридора, словно гул океана, нарастает топот многочисленных ног. На пороге стремительно возникает заведующий отделением В.И. Широкорад. За ним огромная толпа — врачи, ассистенты, медсестры. Тихо переговариваются (при заведующем принята интонация с придыханием).
— Благодаров Сергей Владимирович. Поступил пять дней назад. Вчера сделана лапароскопическая операция простаты. Моча и дренаж отходят. Состояние удовлетворительное, — докладывает С.В. Корецкий.
Заведующий склоняется над моим животом. Я готов — одеяло откинуто, бандаж расстегнут, трусы спущены до колен, мочеприемник под кроватью.
Он осматривает мой выбритый пах. Что-то записывает в блокнот. Испытываю к Валерию Ивановичу почти религиозное чувство.
— Воду пьешь? — спрашивает живой Бог.
— Три литра в день.
— Хорошо, пей больше.
Пить надо много — промывать после операции. Неработающий пузырь обвисает. На подоконнике бутыль, чуть не с голову слона. Прикладываюсь к ней каждые пять минут.
18. А где будет жить мама?
Сосед по кровати справа — без мужского достоинства. Витя, правда, говорит, что врачи оставили сантиметр. Но я видел: детородный орган отрезан под самый корешок. Кожа на месте среза стянута коричневым бутончиком, как у девочки. Витя, однако, настаивает, что немного осталось. Держится за остатки самолюбия.
Ему 46 лет, он в онкологии второй раз.
Я видел, как он писает в туалете — струя течет не вниз, в унитаз, а веером брызжет по стенам. Оно и понятно. И откуда же быть струе, если неоткуда струиться? Брызжет во все стороны, как из лейки.
— Дома все стены забрызгал, — жалуется Витя. — Брюки всегда мокрые. Ирка ругается.
Ирка — жена.
— После того, как заболел раком, настаивает расписаться. А у меня две квартиры. В одной мать с братом, в другой я с Иркой.
— Любит вот и настаивает, — говорю.
— Ага, любит — до смерти. Квартира ей нужна после моей смерти. Когда раковая шишка на члене вскочила — давай срочно расписываться. Лучше член сделаю. Фаллопластика семьсот тысяч.
У Вити завтра операция. Он зачитывает вслух «Информированное согласие»:
— «Я полностью информирован о медицинских действиях и связанный с ними риск. Возможные последствия, включая нетрудоспособность и смерть, мне известны. Даю согласие на фото-видео-съемку…»
Витя негодует.
— Я что, экспонат для студентов? Будут снимать, как меня режут?
Успокоившись, читает дальше.
— «Я согласен на другие оперативные вмешательства…»
Витя опять в бешенстве.
— Что за другие вмешательства?! Очнешься, б…., — и без ноги!
Пришел лечащий врач. По той, подозреваю, причине, что догадывается, какое мощное воздействие на пациентов оказывает «Информированное согласие».
О чем-то начал тихо беседовать с Витей.
— С Богом! — выходя из палаты, говорит хирург.
— Мне это не нравится, — снова волнуется Витя. — Раньше такого не говорил. Что значит — с Богом?
— Если человек очень хочет жить, то медицина бессильна, — успокаиваю я Витю.
В повечерие приехала Витина жена. В черном пальто, черной шляпке (попрощаться?). С лицом, обрезанным черным головным убором, о чем-то начала шептаться с мужем.
Думая, что говорит тихо, гудела — бу-бу-бу. Похоже, как дьячок читает по покойнику. До меня долетали фразы — «Брата не слушай, у нас своя голова на плечах»… «Продадим их квартиру»… И дальше — Витино испуганное: «А где будет жить мама?».
Астматика Лешу начал бить кашель. Слюни полетели во все стороны. Я вышел в коридор доедать яблоко, прижав к животу три пакета.
Так и не узнал, а где будет жить его мама?
Видимо, в будущее возьмут не всех.
Сергей БЛАГОДАРОВ
(Продолжение следует)
