О том, как вскоре после перенесенного инсульта ему пришлось бороться еще и с раком предстательной железы, рассказывает известный журналист Сергей Благодаров
(Продолжение. Начало в № 1)
9. Госпитализация
Спустя месяц после консультации в онкологической больнице №62 прозвучал, наконец, долгожданный звонок из этого учреждения.
— Приезжайте на госпитализацию. Успеете до обеда?
Успел — ровно к середине четверга. Но меня чуть не с порога огорошили: Широкорад, к которому я мечтал попасть, в отпуске. И я отказался от госпитализации. Но — вернулся, когда из отпуска вернулся доктор наук. У меня, сильно пившего в прошлом человека, в голове крутится дурная мысль — не будут ли у врача после отпуска дрожать руки?
Положили в радиологию — с последующим переводом, так как в урологии на тот момент не оказалось свободного места. В 5-местной палате один сосед. Разговаривает шепотом.
— Вчера все выписались, — шепчет Валера.
— В морг? — грустно пошутил я.
— Не знаю, — также грустно шелестит Валера перевязанным горлом.
По всему отделению несет хлоркой. Проемы дверей обиты железом — это защита от каталок. По коридору бродят хмурые люди с босыми головами, получили дозу радиации.
В углу 2-го этажа телевизор — как в фуфайке, в толстом слое пыли. Рядом надпись в завхозовском стиле: «Телевизор не включать!».
У входа объявление: «За нарушение больничного режима — немедленная выписка из больницы. Администрация». Здесь страшна именно администрация — заведует выпиской на тот свет.
— Молись за меня, — нередко слышу я чей-нибудь разговор по телефону.
Накануне госпитализации я съездил к Матроне Московской. Тихая обитель, пахнущая укропом, поражает контрастом с бурлящей за стеной Москвой.
В 6 утра очередь к чудотворной иконе уже человек в полтораста. Некоторые пытаются пролезть в рай без билета. Лезут без очереди, портят карму. Другие, не желая стоять в очереди, крестятся на Матронушку издали. Открестившись, болтают по телефону.
Жить надо так, как будто Бог есть. Даже если его нет. Я покорно отстоял все часы. Отдав себя «в руце Божьи», уповаю и на Бога живого — заведующего отделением урологии Валерия Ивановича Широкорада.
Через день меня перевели к нему, в урологию.
10. Палата № 220
В урологию везут в инвалидной коляске, как американского президента Трумэна. Так положено.
«Куришь?» — «Курю!». Наш короткий диалог с нянечкой обрывается возле курилки.
Внутрь никто не заходит, дымят прямо на улице.
— Зимой было дело. Утром приходят — больной мертв. Замерз прямо в курилке, — у рассказчика вместо лица сплошная белая маска из ваты и бинтов. В середине слепой маски торчит сигарета в маленькой дырочке возле рта.
У его слушателя — бинт и вата всего в пол лица. Но курить ему все равно неудобно. Он ловкой рукой, которая, кажется, о восьми пальцах, заправляет сигарету в уголок рта, высовывающийся из-под марли. Ветер все заворачивал ленту его крашеных волос, вкось от затылка положенную на лысину.
Из ноздрей третьего торчат какие-то трубки. Они уходят в аппарат, спрятанный в целлофановом пакете. Аппарат гудит, разгоняя дым.
Больные измождены онкологией до последнего края. Но дымят, что паровозы. Все почему-то в тугих белых чулках.
— Принимайте, — нянечка вываливает меня из коляски.
Сестры урологического отделения отводят в палату № 220. В ней сильно воняет мочой. Захотелось закурить сигарету для чистоты воздуха.
Больные в это время обедали. Оказывается, все нужно было привозить с собой из дома (кроме продуктов). На время дали железную кружку в ободках губной помады, алюминиевую ложку и бумажное полотенце.
— У кого обычная? — нянечка тащит многоярусную телегу, заставленную подносами. — У кого щадящая?
Ходячие тащат подносы с разными диетами одной рукой. Другая держит мочеприемник. Он неотделим от больного шлангом, тянущимся понятно откуда. Лежачим еду разносит нянечка.
В туалете объявление: «Уважаемые пациенты! Вне зависимости от достигнутых результатов — смывать за собой! Администрация». Чуть пониже другое: «Если результаты превзошли все ожидания, просьба воспользоваться ершиком. Уборщица».
Но что «смывать за собой»? На обед — голый суп. Жалкий кусочек колбасы. Две ложки винегрета. В разгар сезона — нет даже огурчика.
Перед больницей я читал у Гиляровского про суп из раков и про кулебяку о двенадцати этажах — на первом налимья печенка, на последнем костные мозги в черном масле, в середке осетрина. Запомнилась фраза — «сыр не резать, а гофрировать тыльной стороной ножа»… Глупое воспоминание.
— В тюрьме лучше кормят, — ворчит, как голодный пес, сосед по койке. У него злые глаза, едва видные из-под густых, нависших бровей. — Где триллионы на онкологию, о которых болтают по телевизору?
После обеда ходячие бредут к холодильнику, возле которого фронтовые носилки зеленого брезента. Больные достают стеклянные банки с куриным бульоном (врачи рекомендуют после операции белок).
Аппетитное чавканье и выражение голодной жадности на всех лицах. Губы, подернутые маслом, лоснятся, как листья глицинии.
Но оснастка больницы великолепная! Столешницы тумбочек поднимаются-опускаются, вертятся во все стороны. Взять, к примеру, хоть обед — крайне удобно для малоподвижных больных.
Широкая электрическая кровать. Печальная юдоль, на которой мы проводим основное время, комфортна. Все на кнопках. Отдельно поднимаются ноги, спина, голова.
Над кроватью панели с подключением вентиляции легких, кардиостимуляторов, верхним и нижним светом, тревожными кнопками.
Но ложек все равно нет.
Сергей БЛАГОДАРОВ
(Продолжение следует)
